Окончательно избавиться от сырости в каменных стенах было невозможно, но чуть ушла затхлость, что буквально лезла из щелей старой крепости, едва мне стоило выйти за порог. По уму, нужно бы приказать притащить в кабинет жаровни и хорошенько прогреть комнату, чтобы выдавить воду из кладки и швов, избавиться от плесени меж камней. Но я знал, что пройдет всего неделя или две, и все вернется на круги своя, а сидеть в бесконечной парилке, обнимаясь с пышущими жаром стальными чашами, я не хотел. По холодку мне лучше думалось.

На большом тяжелом столе была разложена карта северного приграничья. Как и любые материалы, созданные эльфами, она отличалась точностью и степенью проработки. Идеально выведенные линии, соблюдение масштаба, мелкие, но один к одному, будто клеймом сделанные значки лесов, дорог и ручьев. Эльфы веками совершенствовались в выбранном навыке — срок их жизни позволял им стремиться к идеалу, так что карты Н’аэлора были удивительно подробными, хоть и немного устаревшими.

Но под действием природных сил ландшафт любой местности со временем меняется. И хотя картина на столе до боли напоминала то, что я наблюдал глазами демонов-разведчиков с высоты птичьего полета, кое-какие отличия от реальности все же были.

С момента, когда была создана эта карта, лесополоса немного сдвинулась, некоторые ручьи поменяли свое русло, еще часть — пересохли. Не совсем точной была и разметка бродов через водные препятствия, а некоторые скалы осыпались или ушли в землю.

Все эти недочеты я постепенно ликвидировал. Стараясь не слишком навредить результату эльфийского мастерства, я твердой рукой вносил правки и корректировки. Благо, моих действий не мог узреть неизвестный картограф, ведь я буквально уничтожал его труд своими грубыми исправлениями, как учителя по живописи и портрету исправляют работы своих учеников, широкими росчерками угля подчеркивая ошибки и неточности.

Я еще раз посмотрел на обширную карту. Без сомнений, Н’аэлор находился в осаде по всей протяженности северных границ, вплоть до Улиссина, и даже немного выше по реке. Орки ждут хорошей погоды — зимой форсировать реку без ледяного покрова непросто, а нетронутый снег на другом берегу сразу же указывал на место высадки. Они дождутся весенней распутицы, когда перебрасывать войска и провизию на границу станет сложнее, а вычислять места, где орки проникают на территорию государства эльфов — труднее. Сейчас же орки встали на зимовку. Проблем с провиантом у них нет и быть не может — за ордой стояли огромные стада, которые землекожие пасли в степях, для содержания войска им даже не обязательно было заниматься грабежами.

Обычно в таких случаях время играло против кочевников, ведь с запада в любой момент могли подойти войска Каламета и ударить во фланг. Но теперь звездная крепость была с ними в союзе, так что чувствовали они себя вполне фривольно.

И когда война перекинется на земли Н’аэлора было лишь вопросом времени. Я это прекрасно понимал. С текущими силами сдержать натиск орды было практически невозможно.

Сделав свежие пометки на карте, я передвинул фигурки пограничных отрядов, обозначая текущие позиции, после чего перенес все в специальный журнал — чтобы не путаться в хронологии событий — и только сделав все это, сел писать письмо в Налор. Лично королеве Ирен.

Возня, которая началась в высшем эльфийском совете, ставила государство на грань катастрофы. Мне казалось, что появление Третьего Жреца в храме Нильф напомнит темным эльфам о том, кому они поклоняются и кому должны подчиняться. Но моя связь с королевой Ирен буквально лишила ее всякого реального влияния. В лицо никто ничего эльфийке не говорил, но за ее спиной плелись заговоры и интриги, и только мое присутствие остужало пыл тех, кто готов был устроить переворот и посадить на престол нового монарха.

По этой же причине молодая ветвь в эльфийском совете не считала угрозу с севера реальной и стоящей внимания. На любые замечания Эрегора и пограничных командиров о том, что если позволить оркам закрепиться на этом берегу — будет большая война, эльфийская знать только высокомерно фыркала и называла предостерегающих о грядущей беде паникерами и трусами. Эрегору активно припоминали его преступление против народа темных эльфов, и хотя бывший советник заплатил за это глазом, ухом и собственной честью, наказание, которое я назначил ему, многие из столичных эльфов не считали достаточным.

Меня здесь не ждали, не любили и уж точно не собирались слушать. Посреди послания я отложил в сторону железное перо и посмотрел в огонь камина, который за время моей работы разгорелся в полную силу.

«Не сомневайся», — шепнуло пламя.

Я только поморщился, чуть дернув верхней губой. Нильф всегда была рядом, а темные эльфы были ее народом.

— Я не могу спасти глупцов, — все же ответил я после некоторого молчания, продолжая смотреть в огонь. — Они не хотят быть спасенными, даже если ты этого им желаешь, Премудрая.