Шрифт:
Привлекло меня и содержание письма. Здесь следует объяснить, что я умею бегло просматривать целые страницы, ухватывая общую суть. Возможно, благодаря тому, что в детстве прочла всю Британскую энциклопедию. Пускай не слово в слово, я всё же приведу здесь текст письма:
Любимая мамочка,
Надеюсь, Вы и дорогой папуля в добром здравии» и он не так сильно страдает от ревматизма в тёплую летнюю погоду. Большое спасибо за рецепт угрей в мятном соусе с овощным пюре. Я подробно пересказала его кухарке, и мы непременно скоро его попробуем.
Самое крупное — нет, признаюсь, единственное событие, о котором стоит упомянуть: доставили новое платье от Редферна, которое мой добрый муж заказал для меня по совету Мэри Т. и Мэри X. Разумеется, платье великолепное, и чуть дальше я о нём ещё напишу, обещаю, но, мамочка, милая, мы собираемся в Париж, чтобы снять мерки для нового платья от Ворта, а Вы лучше всех знаете, как мне становится неловко от такой роскоши. Что хорошего или полезного сделала я в своей жизни, чтобы заслужить сказочное богатство? Знаю, папуля сказал бы, что таково Божье провидение, и нищие бедны по той же причине или в силу собственной лени, но мне в это не верится. Я вижу бедняков на улицах — в Лондоне слепые попрошайки встречаются на каждом углу, как и контуженые солдаты, кудрявые продавщицы бутоньерок и цветов, дети цыган в обносках, — и мне так их всех жаль! Я бросаю им пенни, и мои фрейлины меня за это отчитывают, но хотя бы моему мужу ничего не говорят — Вы знаете, как бурно мой дорогой Луи реагирует на любую мелочь, то ревёт словно дракон, то осыпает меня поцелуями, отчего мне становится неловко. Я думала, его пыл остынет с годами, но нет, и сама я чувствую себя недостойной быть его женой, поскольку до сих пор не подарила ему ребёнка. Понимаю, нельзя отчаиваться и жаловаться на жизнь, но не знаю, как платье от Редферна может всё уладить.
Простите, если мои слова показались Вам неблагодарными. Я не представляю, как выразить бурю чувств...
На этом письмо обрывалось — очевидно, герцогиня в самом деле не знала, как лучше выразиться, и решила закончить его позже. Я тоже не знала, что и думать после такого сочинения, ведь в моём воображении Бланшфлёр была изнеженной, презренной аристократкой, однако её глубокое сострадание навело меня на мысль, что, если мы когда-нибудь встретимся, она мне, возможно, понравится.
— Ах! Вот она! — воскликнула Бирюзовая Мэри.
Я поспешила к ней, и она протянула мне большую рамку-книжку для фотографии, которую я тут же открыла.
Глава пятая
Узкое лицо герцогини терялось среди густых золотисто-каштановых прядей и невероятно изысканного наряда. Я взглянула в её печальные глаза. Шёлковый воротник, пышнее которого я в жизни не видела, закрывал подбородок, и нежный бантик сбоку идеально сочетался с бантом на пояске — боже, как же туго он был затянут! Я невольно выпалила:
— Впервые вижу такую тонкую талию!
— Неудивительно, — с гордостью произнесла Персик. — Наша милая Бланшфлёр с детства носит ложечный корсет.
Чудовищно! Такой корсет сжимает даже верхнюю часть бёдер, а железная «ложка» давит на живот. И она носит его с детства! Как же ей пришлось страдать! Я и сама вынужденно носила корсет, чтобы прятать в нём самое необходимое, вроде моего кинжала, и хотя никогда его не затягивала, с огромным наслаждением избавлялась от этого жестокого инструмента пыток вечером каждого дня...
— Она всегда его надевала, даже в постель.
Герцогиня спала в корсете?! Да, многие благородные леди шли на такие жертвы, но всё же... какой кошмар!
— Кроме, конечно, того времени, когда была в положении.
В положении?!
— Она... мм...
— К несчастью, оба выкидыши.
Неудивительно.
— Очень жаль, а ведь роды ещё мучительно болезненны и опасны для здоровья её милости.
Разумеется. Искалеченная корректирующими корсетами герцогиня вполне могла умереть от такой нагрузки. Я не представляю, чтобы столь истерзанное тело могло выносить дитя — а ведь от неё это ожидалось!
— Полагаю, — заметила Бирюзовая Мэри, забирая у меня фотографию, — надо показать её мистеру Шерлоку Холмсу. Кажется, он уже прибыл.
О нет! Я сделала вид, будто всё прослушала, и выпалила:
— Само собой, её милость была в перчатках?
— О да, в белых сетчатых.
— Чем она дополнила образ? — уточнила я, имея в виду аксессуары, которые леди обычно брали с собой на прогулку — ридикюль, муфточку, веер...
— Белым кружевным зонтиком с муаровыми оборками в тон платью, — ответила Персик. — А в другой руке она несла платок.
Необычно. Платки носили с собой незамужние девушки, держа их за самую серединку, чтобы они развевались подобно вееру, и если мимо проходил привлекательный джентльмен, платок намеренно роняли на пол.
Бирюза прочла в моём взгляде немой вопрос.
— Бланшфлёр всегда носила с собой платок, поскольку страдала от лёгкой астмы... то есть страдает, — добавила она уже намного жёстче и холоднее, сердитая на себя и недовольная мною. — Я провожу вас до двери.
Так наша беседа резко подошла к концу — однако почему леди не позвали горничную, чтобы та меня увела?