Она кивает и достаёт телефон. Вот только он оказывается разряженным.

— Как я могла забыть… Ну пошли, дома на зарядку поставлю. Только нос зажми.

— Ага, — отзывается он радостно, и даже крепче прижимает к себе кота. — Какой пухлый и мягкий! Тоже живность себе завести хочу, но не решил ещё, какую именно.

— Только не собаку, — усмехается Алекса, — а то ты сам на пса похож, и будет вас два — растрёпанных и слюнявых.

Она заходит в квартиру и окликает Марка.

— Всё нормально?

— В ванной тоже воняет, — выходит он… в полотенце на бёдрах и с влажными волосами.

— Слюнявых… — шепчет Виктор сам себе. — Тоже мне…

Он как раз подумывал о собаке. И теперь не понимает, отчего всерьёз прислушивается к, по сути, незнакомой ему девчонке.

Марк буравит его возмущённым взглядом, который переводит на Алексу.

— Ты не говорила, что мы будем втроём, я на это не подписывался. Издеваешься? Что он здесь делает?!

Виктор вздыхает. О чём тут же жалеет, закашлявшись.

Кот начинает беспокойно вести себя в его руках, и приходится пригладить его вздыбленную тёплую спинку.

— Ему семнадцать или меньше? Что он психованный такой у тебя? — интересуется у Алексы.

Отчего Марк вскипает ещё сильнее и угрожающе надвигается на него.

Ведьмочка встаёт между ними, подняв руки.

— Ему просто позвонить надо, — и сама же закашливается. — А тебе это… ну, восемнадцать есть же?

А то как-то не хочется в тёмный ритуал несовершеннолетнего вовлекать.

Марк вдруг теряется. И выглядит таким бестолковым, что становится его жаль.

— А тебе? — вместо ответа, спрашивает он.

— Телефон, — напоминает Виктор, через раз дыша себе в локоть, что не особо-то помогает.

— Да, — выкрикивает полуобнажённому кавалеру, а затем оборачивается на Виктора и подаёт ему смартфон, — а зарядка в спальне на тумбочке.

Он кивает и спешит на поиски спальни. Из-за запаха кажется, будто вся её квартира затянута зеленоватым туманом.

— Даже я ещё в твоей спальне не был! — взвивается Марк. — Блин, вот ведь повезло мне так повезло! Пусть убирается отсюда, сейчас же… — добавляет он угрожающе.

— Мальчик, сколько тебе лет? — Алекса упирает руки в бока.

И он начинает бегать глазами по комнате, вновь теряясь, но зато прекращая злиться.

— А какая разница-то? Шестнадцать мне.

— Что?! — она кричит и снова закашливается. — Ты выглядишь старше!

Рука сама тянется к книге на столе. Увесистый томик благополучно летит в парня.

— Не буду я спать с ребёнком, боже!

Он отскакивает в сторону, книга задевает его лишь немного и шмякается на пол.

— Чего сразу ребёнок-то? Я не похож на ребёнка, вот именно! Я выгляжу старше тебя. Но я ведь не спрашиваю, сколько тебе лет. Так какая тебе разница?!

— Ну да, чего тебе спрашивать? Тебя же в любом случае не привлекут к ответственности… Пошёл! Вон! С тобой зелья не сваришь, Марк…

— Чего со мной? — сужает он глаза и подходит ближе. — Что не так-то? Я не понял, я ведь тебе нравился, вроде…

— Я говорю, что я тебя на два года старше, дурень, — отступает она на шаг, — и это критически важно!

— Так… Эм, комплексуешь, что ли? Но мне наоборот нравится. Так что расслабься, — улыбается он, и ладонью утирает слезу со щеки.

Вонь, похоже, становится ещё резче…

— Окно открыто? — озирается Марк, и направляется к шторе, чтобы заглянуть за неё и проверить. — Ужасно… В спальне я открыл, к слову.

— Я вроде везде открывала… А ты? Ты разве не говорил, что не был ещё даже в спальне моей?! — бросает Алекса. — И вообще, отстань от меня и моей вони! Я всё сказала.

— Ну и ладно! — хлопнув окном, которое, видимо, закрылось из-за сквозняка, выкрикивает Марк и принимается собирать по комнате свои разбросанные вещи. — От тебя всё равно одни проблемы, вон, куртка вся в пыли и порванная.

И в тот момент, когда он, отбросив полотенце, в спешке начинает одеваться, из спальни выходит Виктор с котом на плече.

— Мда… — только и бросает он, направляясь к выходу.

— Что, позвонил? — останавливает его Алекса, у которой в глазах плещется что-то странное. Что-то между злостью, досадой и недоумением. — Ты, смотри, я хотя бы во время остановилась, а ты его ударил. Ребёнка!

— А? — моргает он, то ли пытаясь унять резь в глазах, то ли от недопонимания.

А затем принимается тихо смеяться.