Шрифт:
— На храм, отче. Чем могу.
Отец Леонтий прослезился.
— Спаси тебя Бог, Итон. Ты истинно наш человек. Давно уж мы такой щедрости не видели.
Я подумал — а не отдать ли Леонтию найденные иконы? Но сначала решил спросить:
— Я видел в поселке Андреевский разрушенную церковь…
— Это никонианская! — тут же ответил священник — Еще по прошлому году, пропал тамошний поп, то ли волки съели, то ли медведь заломал… А может и утонул. Мерзкий был пастырь! Склонял наших в никонианство, помянать не стали. Хотя грех, конечно, все живой человек.
Отдавать иконы я передумал. Двести сорок с лишним лет прошло, а раскол в православии живее всех живых.
Вечером, когда я уже собирался возвращаться на «Деву», отец Леонтий познакомил меня со старостой поселка, Семеном Никитичем, и еще несколькими уважаемыми стариками. Они приняли меня настороженно, но когда отец Леонтий рассказал, что я «свой, из староверов, да еще и правильно крещусь», лед тронулся. Мы сидели в доме старосты, пили чай из самовара с медом и сушками, вели неспешную беседу о жизни, о вере, о судьбах России.
Эти люди поразили меня. Суровые, немногословные, они обладали внутренней силой и достоинством. Их лица, обветренные, изрезанные морщинами, обладали каким-то внутренним светом. Они были чистоплотны, их дома и дворы сияли чистотой, несмотря на скудость быта. А женщины… Женщины здесь были красивы какой-то особой, северной красотой. Высокие, статные, с ясными глазами и гордой осанкой. Боже мой, какие толстые косы у девушек! Смотрели прямо, не опуская взгляда.
Я решил остаться в Русской Миссии еще на день. Что-то притягивало меня к этому месту, к этим людям. Возможно, это было то самое «русское», по которому я, сам того не осознавая, тосковал.
На следующий день протрезвевший Кузьма пришел ко мне на «Деву» с повинной. Огромный, все еще немного помятый, он выглядел виноватым, как нашкодивший щенок.
— Прости, Итон, — пробасил он, неуклюже кланяясь. — Бес попутал, не помню ничего… Стыдно-то как… Говорят, ты меня от смертоубийства спас. Должник я твой теперь по гроб жизни. Чем могу служить?
Он смотрел на меня своими ясными, теперь уже осмысленными голубыми глазами, и я видел в нем не пьяного дебошира, а могучего, хоть и непутевого, русского мужика. И тут мне в голову пришла идея.
— А созови ка местных. Речь у меня для них есть!
Я прогулялся по деревне, зашел в местный лабаз, посмотреть товары. За прилавком сидел низкий человек с медвежьей бородой и большой проплешиной на голове. Одет он был в расшитую рубаху, подпоясанную ремнем. И он уже знал, что я русский, обратился ко мне на родном языке:
— Что-нибудь определенное ищите?
Я потрогал связки вяленой чавычи и полоски оленьей кожи, что свисали с потолка, посмотрел на ассортимент на прилавке. Патроны в пачках, порох, жестянки с чаем и кофе, всякая бакалея и ткани в рулонах. Меня беспокоило то, что у нас в команде не было доктора. И с лекарствами тоже было негусто. А что если кто-то заболеет? Например, Артур! А я за него отвечаю.
— Мне бы медикаменты какие, микстуры. От простуды.
— Такое не держим — пожал плечами торговец — Хотя…
Бородач встал и достал с нижней полки плетёную корзинку.
— Вот, например. Медвежий жир с морошкой. Очень хорошо помогает от жара, грудной жабы и кашля. Есть ещё чай из хвои. Капитан с форта Юкон говорит, что он в нём зубной гниль вылечил. А может, просто перестал жевать табак.
Мнда… в 19-м веке лучше не болеть. Иначе придется лечиться чаем. Я увидел в окно, что народ начинает собираться возле дома старосты, поблагодарил торговца, вышел на улицу.
Послушать меня пришли не только мужчины, но и женщины. Были в толпе и дети со стариками.
— Меня зовут Итон Уайт! — начал я громко, стараясь чтобы услышали все. — Я иду на Север, строить новый поселок и лесопилку. Мне нужны работники. Крепкие, умелые, непьющие. Работа на год. Плачу сто долларов в месяц, плюс кормежка за мой счет. Контракт подпишем официальный, бумажный. Отец Леонтий заверит. Кто хочет заработать и не боится трудностей — будьте готовы завтра к утру. Пойдете на своих лодках, моя «Дева» возьмет вас на буксир.
Мужики загудели, зашептались. Сто долларов в месяц — это были большие деньги по здешним меркам. Да еще и кормежка. Но и работа, видимо, предстояла нелегкая.
— А что за поселок, барин? — крикнул кто-то из толпы. — Где строить-то будем?
— Далеко, на Юконе, — ответил я. — Там, где с Клондайком сливается река. Места дикие, но богатые. Леса много, зверья, рыбы. Работы хватит на всех. А потом, может, и золотишко найдем.
Последние слова я произнес как бы невзначай, но они возымели свое действие. Глаза у многих загорелись. Золото… Магическое слово.