На мостике, рядом с рулевым, невозмутимо стоял Тагиш Чарли. Наш лоцман, индеец племени хан, казалось, чувствовал реку, как собственное тело. Его морщинистое лицо, похожее на старую карту, было непроницаемо, лишь изредка он отдавал короткие, отрывистые команды на ломаном английском, указывая морщинистой рукой направление. Как говорится, доверяй, но проверяй. Сначала мы шли под парусом, потом под паровой машиной, очень медленно, периодически проверяя лотом глубину. Мели они такие… Могут и двигаться, перемещаться. Сегодня индеец знает фарватер, а завтра он уже изменился.

— Золото… — думал я, глядя на мутные воды Юкона. — Оно где-то здесь. Под этой водой, в этих берегах, в этих молчаливых, поросших чахлым лесом сопках. Металл, который изменит этот край. Ну и заодно мою жизнь. Мысль о Клондайке, о той лихорадке, что вот-вот должна была охватить мир, грела душу, заставляя забывать о промозглой сырости и опасностях пути.

К вечеру второго дня плавания по Юкону, Тагиш Чарли указал на низкий, болотистый берег, где среди редких кривых елей виднелось несколько дымков.

— Котлик, — коротко произнес он. — Юпики. Рыба.

Первое поселение на нашем пути. Издалека оно выглядело жалко и неприветливо. Несколько полуземлянок, или яранг, крытых шкурами и дерном, дым из которых лениво тянулся к серому небу. У берега — приткнутые лодки, похожие на выдолбленные из цельного ствола байдары, и ряды вешал, на которых сушилась рыба.

«Северная Дева» замедлила ход, бросила якорь неподалеку от берега. Спустили шлюпку. Я решил сойти на берег сам, взяв с собой Тагиша и Сокола — на всякий случай. Артур тоже увязался — его любопытство не имело границ.

Едва мы приблизились к берегу, как из хижин высыпал народ. Мужчины, женщины, дети… Юпики. Я впервые видел представителей этого северного племени так близко. Они были невысокого роста, коренастые, с широкими скуластыми лицами монголоидного типа, раскосыми темными глазами. Одеты они были в одежду из оленьих и тюленьих шкур, мехом наружу или внутрь. На ногах — торбаса, мягкие сапоги из кожи. Женщины носили длинные парки с капюшонами, украшенные бисером и вышивкой, их черные волосы были заплетены в тугие косы. Мужчины — короткие кухлянки, подпоясанные ремнями, к которым были прикреплены ножи в ножнах. Некоторые носили на головах шапки из меха или птичьих перьев. Лица у многих были татуированы тонкими синими линиями — на подбородке, на щеках. Они смотрели на нас молча, без враждебности, но с настороженным любопытством. Видимо, наше судно было первым, что они увидели после долгой зимы.

Нас встретил пожилой, скрюченный юпик, видимо, старейшина. Он что-то сказал на своем гортанном языке, указывая на наше судно. Тагиш Чарли, как оказалось, немного понимал их речь, перевел:

— Говорит… большое каноэ. Издалека. Чего надо?

— Торговать, — ответил я. — Нужна свежая рыба, мясо.

Старейшина кивнул, и началась импровизированная торговля. Юпики вынесли связки вяленой рыбы — юколы, куски тюленьего мяса, несколько оленьих шкур. Мы предложили им табак, чай, сахар, цветные ленты и бусы, которые я предусмотрительно захватил в Портленде. Обмен шел вяло, юпики были немногословны, но честны.

Неподалеку от хижин, на небольшом возвышении, стояло более добротное строение — бревенчатый дом с крыльцом и флагом. Вывеска гласила: «Alaska Commercial Company». Ясно, торговая фактория. Мы направились туда.

Представитель компании, немолодой американец с обветренным лицом и усталыми глазами по имени Сэмюэль, встретил нас без особого энтузиазма. Видимо, одиночество и суровая жизнь наложили свой отпечаток. Ассортимент товаров в фактории был скудным: консервы, мука, порох, патроны, дешевые ткани, топоры, ножи. Цены — заоблачные.

— Первый пароход в этом сезоне, — констатировал Сэмюэль, разливая нам по кружкам какой-то суррогатный кофе. — Река только вскрылась. Ледоход был сильный в этом году. Как прошли?

— Пока без особых трудностей, — ответил я. — Лоцман хороший.

Я тем временем разглядывал факторию. На стене висели старые ружья, капканы, связки лисьих и песцовых шкур. У входа я заметил нескольких собак — крупных, лохматых, с умными глазами. Маламуты или что-то вроде того. Они лежали, свернувшись клубком, и лениво наблюдали за нами. Сэмюэль сказал, что это его упряжка, без них здесь зимой — никуда. Как оказалось, они и летом полезны. На спину собаки надевается специальная упряжь, в которой они могут таскать грузы.

Именно здесь, в Котлике, я впервые попробовал настоящую юколу — вяленого на ветру лосося. Юпики угостили. Рыба была жесткой, соленой, с сильным специфическим запахом, но на удивление вкусной и сытной. «Хлеб Севера», — подумал я, отрывая очередной кусок. И тут же сделал себе отметку в памяти, что в Доусоне у меня обязательно будет и рыбный промысел. Соленый, вяленый лосось, да еще и икра. Зря я что ли сети везу?

Мы пробыли в Котлике несколько часов. Закупили немного рыбы, оленины, узнали у Сэмюэля последние новости о состоянии реки выше по течению. Ничего утешительного — все та же сложная навигация, мели, коряги, отдельные льдины. Попрощавшись с немногословными юпиками и усталым Сэмюэлем, вернулись на «Деву». Артур был под впечатлением от увиденного. Особенно его поразили собаки и скудная, суровая жизнь местных.