– - Ну, пошли, -- сказал веснушчатый, и колонна арестованных, наступая на транспаранты, направилась к подъехавшему Икарусу, перекрывшему видимость съемочной группе БиБиСи. Тем удалось пробиться сквозь толпу и вынырнуть у переднего бампера автобуса как раз когда подвели Сашу. Он улыбнулся и попытался помахать им рукой. Приветствие не вполне удалось. Ему мгновенно заломили руки за спину и пригнули голову книзу.

Англичане ахнули, подавшись вперед. В левом локте обжигающе хрустнуло. Последнее, что он успел заметить, прежде чем его закинули в автобус, был веснушчатый, закрывающий телекамеру фуражкой.

– - Мама, смотри, -- сказал маленький мальчик в толпе за оцеплением, -смотри, сколько бандитов поймали. И бандиток.

Автобус был туристический. Если бы не рассаженные в шахматном порядке фуражки, можно было бы подумать, что это экскурсия по местам боевой и революционной славы. Вот только окна были плотно занавешаны. Саша тупо смотрел на надпись "Уважаемые ленинградцы и гости нашего города, за кабину водителя не заходить". Боль в локте нарастала. Прежде чем закрылась дверь, они услышали шум, несколько ударов снаружи по корпусу, как будто били мешком с костями. Раздалось пару матюков и в автобус влетел Васька революционер, мертвой хваткой вцепившийся в фотоаппарат.

– - Я в демонстрации не участвовал!
– - кричал он, шепелявя и брызгая слюной, -- у вас нету законного права!

– - Кочетов, заткни его!
– - коротко распорядился майор. Кочетов молча съездил Ваське по зубам. Тот ударился головой о плексигласовый колпак кабины водителя, тихо сполз на пол и заскулил.

71.

Остатки бригады грузчиков сонно потянулись по разбитой дороге в сторону картофельного поля. До поля было километра два. Попасть в грузчики было особой привилегией. В то время как простые смертные в поисках картофелин копошились в земле, вывернутой наизнанку картофелекопалкой, грузчики степенно шли межою следом, иногда небрежно забрасывая мешок в кузов ползущего рядом тракторного прицепа - шаланды. Мешки стояли на поле редко, как верстовые столбы, будто подтверждение расхожей истины - что из земли произошло, в нее и вернется.

Картофель полей совхоза Мочилицы явно старался сократить этот круговорот до нуля - процентов семьдесят сгнивало еще в земле, или пожиралось паразитами. Первый мешок обычно наполнялся к концу первого часа землекопания, что давало грузчикам возможность подольше отсидеться в лагере.

Они шли, шаркая по глинной пыли хлюпающими сапогами.

– - Интересное дело -- сказал Гольденбаум, -- у нас в бригаде процент докторов и кандидатов наук значительно выше, чем в среднем по объединению.

– - Это потому, что тут скрупулезность требуется -- охотно поддержал его Ложакин, -- неопытным же соискателям судьба на сепарацию.

– - Геннадий Алексеич, тебя-то каким бризом в науку внесло?
– - спросил Гольденбаум, -- Ты вроде бы тут, на ветрах, привольно и привычно ориентируешься?

– - А я сызмальства к эксперименту привычен был, -- нисколько не обидившись, отозвался тот, -- поскольку взращен был на таежной метеостанции в среде научной аппаратуры. К снятию показаний с пеленок пристращен.

Слева от тракта, покосившись к лесу слегка поехавшей крышей, кренился Лехин дом. Черными пустыми глазницами окошек уныло глядел он в небо из-под обомшелого, гнилого теса.

Максаков подобрал фрисби с земли и, сумрачно глядя на жилище аборигена, сказал зачем-то, ни к кому особо не обращаясь:

– - А вот голландцы тротуар перед домом шампунем моют.

– - От ихнего избытка еще не так крыша поехать может, -- пояснил Ложакин, -- А ты там со своей тарелкой поаккуратней, а то влетит куда ненароком.

Максаков молча, профессиональным движением, метнул диск вдоль дороги и побежал следом.

72.

– - Товарищ капитан, тут у одного загранпаспорт!
– - крикнул похожий на австралийского утконоса лейтенант, составляющий протокол. Процедура длилась уже больше часа.

В странной формы обширном помещении над отделением милиции по улице Рубинштейна 1, вокруг неравномерно расставленных столов сгрудились арестанты, вперемежку с редкими служителями порядка. Солнце косо било сквозь высокие окна, бросая продольные тени от рам на многочисленные протоколы, живописно разбросанные по столам. Здесь царила деловая атмосфера присутсвенного места, и если б не скандальная сцена выпровождения Васьки революционера, ни за что нельзя было бы сказать, что идет процедура оформления ареста...

Васька мешал. Он то и дело орал что-то, брызгая слюной, стучал по столу, всклокачивал пятерней макушку, осыпая столы перхотью. Взвод профессионалов-омоновцев, после умело проведенного задержания, доставил нарушителей в отделение и отбыл, не оставив комментариев. В конце концов капитан громко спросил:

– - Кто тут у вас главный?

– - Я, -- ответил Рубинштейн.

– - Осадите этого мудака!

– - Это не наш.

– - Ёлки, что ж ты раньше молчал!

– - А меня никто не спрашивал.