М а л ь я н. Продолжай, Федя.

Ф е д я. Но ведь нужен план! Ты сам меня так учил. Ведь все, что делаю, — ради плана. Мне план этот сниться стал. Как будто хочу втиснуться куда-то и не могу. Дурацкий сон. Жена ругаться стала: «Что тебе, в конце концов, этот план?» А откуда я знаю, что он мне! Когда он у меня вот тут сидит! (Стучит себе в грудь.)

М а л ь я н (медленно). И снял Груздева! А ведь он дело говорил. До сих пор мы с тобой на кого по-настоящему рассчитывали? На одном Забродине качество держалось.

Ф е д я. Да, мы с тобой растили передовика Забродина, поднимали на щит, поощряли — мы его вырастили. Да, я горжусь Забродиным. Что ж, это было неверно?

М а л ь я н. Это-то было верно… Ты понимаешь, что такое выступление Груздева? (Задумчиво.) Не могут люди жить в одиночку!.. Не желают!

Ф е д я. Ты мне скажи, ты со мной как член партбюро разговариваешь или просто как товарищ?

М а л ь я н. Я не могу, как ты: до пяти — мастер, после пяти — комсорг. Я… сплошной.

Ф е д я. Ты хочешь, чтоб мы вместо рабочих какими-то воспитателями стали.

М а л ь я н. Не вместо, а вместе с работой. И, может быть, это самое важное… А как ты думаешь, что правильнее: вести за собой, как детей, и за вас все решать, или пустить самих плыть, ошибаться, разбивать себе носы?

Ф е д я. Я думаю, что именно Забродин сейчас обеспечивает нам государственный план!

М а л ь я н. Что ж, это очень плохо.

Ф е д я. Не понимаю тебя, Аветис Иванович.

М а л ь я н (вздохнув). Вижу.

Ф е д я. Аветис Иванович! Ты знаешь, я не хвалюсь ни тем, что мастер, ни умом особенным, но у меня есть дорога в жизни — это план. Установка! Ты сам учил меня этому. И с этой дороги не сверну, хоть бы отец родной поперек стал, не то что Груздев. (Пауза.) Я пойду. Мне в комитет… (Не оглянувшись, уходит.)

М а л ь я н. Груздев!

И в а н подходит к Мальяну.

(Медленно, думая о другом.) Вот что хотел я тебе сказать… Часы, часы… Вихры, вихры причесывай — девушки смеяться станут. Что смотришь, как встрепанный воробей, будто я драться собираюсь? С матерью живешь?

И в а н. С матерью.

М а л ь я н. Завтра вечером что делаешь? Ничего не делаешь. Приходи ко мне домой, поговорим о твоем предложении. Расчетов будет много — помогу. А у Забродина учись. Понял? Мастерству учись. (Уходит.)

Входит А л е к с е й.

А л е к с е й. Ваня, я нарочно не хотел говорить при всех. Может, тебя кто-нибудь настроил против меня?

И в а н. Нет, Леша.

А л е к с е й. Значит, тебя в студентах испортили. Захотел, не зная дела, на одной критике в лауреаты выйти. Хорошо, что Мальян оставил тебя. Научишься. Я помогу.

И в а н. Ну… Покажи, как работаешь.

Идут к столу.

А л е к с е й. Смотри. Рабочий человек работу уважает, а не слова. Вот беру часы. (Слушает механизм.) Что здесь? Баланс не в порядке. (Слушает другой.) Здесь? Волосок звенит. (Слушает третий.) Ну, тут просто пыль… Вот как нужно слышать механизм. Что, может твоя бригада так работать без меня? Или без Куренкова? Неправ ты, Ваня, в корне! Часы должен выпускать один человек, самый способный. Искусство! Я должен пройтись по часам с начала до конца. Своими руками. Один. Молчишь? Не согласен?

И в а н. Нет. Ты знаешь, что я думаю… Леша, а ведь можно выучиться твоим приемам. А? Обучить каждого всем операциям… Лешка! Тогда каждый сможет контролировать товарища… Понимаешь? Чтоб предупреждать брак… Выпускающим станет каждый! Техшколу организовать. Идея, Леша? (Вынимает блокнот.) Спрашивать буду — объясняй.

А л е к с е й. Техшколу! Да ты сам учись!

И в а н. Дело не во мне, Леша. Я ведь о всей бригаде говорил.

А л е к с е й. Брось! Каждый сам за себя отвечает.

И в а н. Неправда! Вот Степан же сегодня…

А л е к с е й. Что — Степан? (С презрением.) Степан стихи сочиняет, он что угодно сболтнуть может. Вот тебе — собрание прошло. Неужели не видишь, — каждый о себе старался! Вера только и мечтает, чтоб все разошлись, — со мной поругаться. Галка ищет, где бы сострить, повеселиться. Степан перед Бабушкиной пляшет. Бабушкина спит и видит, как меня догоняет, чтобы на красную доску попасть…

И в а н. Это только кажется, будто каждый лишь о себе думает. Видишь, что человек хорошо поступил, по-товарищески, и по привычке начинаешь искать, какая у него здесь была выгода. А ему — никакой выгоды… Просто он уже не может иначе. Жизнь заставляет. Ведь мы живем все вместе, неразрывно. Как одно товарищество. И отношения у нас… человеческие! Конечно, бывает, их не сразу заметишь… Поэтому, Леша, первым делом — коллектив!