– Я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы последили за своим языком… – нахмурился Кратов.

– Ради бога, простите. Клянусь кошкой, я всего лишь рискнул употребить точный термин… Так вот: думаете, ваша… гм… ледяная фея пользуется аттрактивной аурой и гипнопластикой сознательно? Вовсе нет! Во всяком случае – не более сознательно, чем глазками, чтобы стрелять из стороны в сторону, и губками, чтобы производить приятные вашему слуху звукосочетания. Это – в ее натуре, это часть ее существа. То, чем юфманги всегда отличались от людей, а люди по незнанию называли колдовскими чарами.

– Причем же здесь Озма?

– У Озмы есть свои чары. Это ее голос.

– Разумеется, – сказал Кратов, пожимая плечами. – Тоже мне, открытие! Вся человеческая Галактика, а теперь еще и Светлая Рука, с удовольствием пребывает во власти этих чар…

– Со Светлыми Эхайнами дело обстоит несколько иначе.

– Бруно, вы до невозможности похожи на жирного тритойского кота, – слегка раздраженно заметил Кратов, – который поймал жирную тритойскую крысу, но вместо того, чтобы слопать ее, вдруг принялся вылизывать себе причинное место!

– Хорошо, пусть кот займется крысой, – улыбнулся в бороду Понтефракт. – Помните, я говорил вам о присущей различным расам повышенной чувствительности к определенным участкам акустического спектра?

– Очень смутно. Нечто похожее мне говорила Озма, но смысл был абсолютно иной.

– Возможно, я и не говорил этого. А содержание ваших бесед с Озмой отныне должно заботить лишь гекхайана… Взгляните-ка. – Понтефракт внезапно извлек чуть ли не из-под своей задницы обтянутый крокодиловой кожей (вполне вероятно – натуральной) бювар, шмякнул его на стол, и тот обернулся обыкновенным, чуточку старомодным переносным видеалом. – Что это, по-вашему?

– Видеал, – терпеливо ответил Кратов.

– А на экране видеала что?

– Очень похоже на потеки грязной дождевой воды на оконном стекле.

– Весьма образно. Вы сегодня фонтанируете разнообразными поэтическими сравнениями… А еще на что?

– Господи, на акустический спектр! – воскликнул Кратов.

– Теперь угадали. А вот это, – Понтефракт ткнул пальцем в особенно темный и широкий потек, – участок чувствительности. Перед вами, коллега, акустический спектр, воспринимаемый стандартным светло-эхайнским ухом. Добыто из военно-биологической лаборатории на Эхайнагге… Светлые Эхайны становятся кроткими, как дети, если раздражать их слух в указанном диапазоне звуковых колебаний. А теперь взгляните сюда.

– Кажется, я начал догадываться, – пробормотал Кратов.

– Верно. Это спектрограмма голоса несравненной Озмы. Теперь совмещаем… – Две картинки наползли одна на другую. – И что же мы видим?

– Да, – сказал Кратов. – Доминантный участок акустического спектра, извлекаемого голосовыми связками Озмы, почти однозначно совпадает с мелкими, но тщательно скрываемыми слабинками эхайнской натуры. Поэтому, когда она поет, эхайнские души рыдают от умиления…

– Озма зачаровала Светлых Эхайнов, – промолвил Понтефракт. – Как сирены старину Одиссея. Как Снежная Королева ксенолога Галактического Консула. Кстати, подозреваю, что это явления одного порядка, и Одиссей просто имел неосторожность проплыть мимо одного из последних на Земле поселений юфмангов… Озма действительно может вить веревки из этих неандертальцев. И, надеюсь, посвятит этому занятию весь свой досуг.

– Этакое культурогенное оружие, – глубокомысленно изрек Кратов. – Надеюсь, потомки нас не станут осуждать за его ничем не прикрытое применение. В конце концов, все средства хороши, чтобы остановить войну.

– Эрик Носов с вами бы не согласился, – сдержанно заметил Понтефракт.

– И насрать! – внезапно ожесточился Кратов. – Мало ли с чем он не согласился бы?! Сказано же: красота спасет мир…

– Конечно, спасет, – успокоил его Понтефракт. – Что же еще может его спасти?! Но – увы…

– Что же означает это ваше «увы»? – сощурился Кратов. – Что участки чувствительности эхайнов Светлой Руки не совпадают с аналогичными участками других эхайнских рас?

– Именно, друг мой. Поэтому дивный голос Озмы поможет нам вывести из войны лишь пятнадцать процентов противостоящих нам сил. Более того – располагая данными о слабых местах всех прочих эхайнов, мы не сможем распространить имеющийся опыт на весь Эхайнор. Ибо реакция на раздражение участков чувствительности различна и даже не всегда положительна. Разные условия эволюции, то-се… И у нас нет возможности экспериментировать. Они же не сдаются в плен!

– Эрик Носов сказал бы: если они сами не сдаются, значит – мы их возьмем… – Кратов вдруг оживился. – А как было бы просто! Провести галактический конкурс вокалистов, отобрать победителей – в нашем с вами понимании, – и отправить на гастроли по враждебным городам и весям. Ну что ж, пятнадцать процентов – это не так мало, как кажется… Постойте-ка, – встрепенулся он. – Но вы сказали, что добыли этот спектр на Эхайнагге!

– Угу, – промурлыкал Понтефракт. – Помните того парня… как его?.. Гвидо Терранова? Шпиона с высшим ксенологическим образованием? Вот он со своей группой и добыл.