— Кофе… — повел носом Васильич.

— Что? — не понял его политрук.

— Фрицы кофе пьют. По запаху слышу.

— Ну, Васильич, с тобой не соскучишься, — пошутил Мухаммедов. — В самую такую минуту насмешишь. — Лупят по нас — не продохнуть, когда же кофе пить?

— Что тут смешного? — обиделся на бойца Васильич. — Они народ аккуратный, находят время для кофе. А я толкую к тому, что момент подходящий командир выбрал для атаки.

— Гляди-ка, примолкли! — удивился Мухаммедов.

Наверху в самом деле стрельба прекратилась.

— Приготовиться всем! — скомандовал Аширов. — Мухаммедов — обеспечиваете левый фланг. С вами вторым номером идет Михайлюк. Я ликвидирую — правый. Со мной пойдет…

Откуда-то вынырнул Кержач:

— Разреши мне с тобой, командир!

Аман нахмурился.

— Почему вы здесь, рядовой Кержач? Выполняйте приказ! — Есть выполнять приказ, — нехотя отодвинулся Пашка.

— Васильич, — взволнованно обратился Аман к другу. — Прикроете нас.

— Прикроем, будь спок.

— В случае чего…

— Ясно, у меня в запасе еще две связки гранат.

Как пружина выбросился из укрытия политрук. Прикинув, на глазок, расстояние, выдернул из гранаты чеку.

— Впе-ред! Ур-ра-а!

Связка гранат полетела в каменное гнездо. В следующее же мгновение Аман услышал раздирающий уши грохот разрыва. Земля дрогнула и заколыхалась, воздушная волна прошлась над ним и погладила его по спине. Голова гудела. "Мама" — сквозь разрывы мыслей ему вспомнилось это слово. Что оно обозначало, "Ма-ма…" Из забытья его выхватило железное тиканье пулемета. Значит он не уничтожил его? Значит, все напрасно? И я, и мама, и…

Нет, это стучит пулемет, куда пошел Мухаммедов. А этот — молчит. Усилием подняв непослушное тело, Аман подтягивает его на несколько метров вперед, к бешено бьющемуся огню. Сжимает в непослушных пальцах последнюю связку гранат, поднимается, но, словно наткнувшись на что-то, замирает. Это вновь ударил из дзота пулемет.

Падая, он успевает заметить, как сильное, стремительное тело Пашки метнулось перед ним и прикрыло собой железную струю смерти.

Они лежали рядом на плащ-палатке: рядовой Павел Кержач и старшина Аман Аширов. Холодный ветер с моря бросал в их неподвижные лица соленые брызги, словно слезы.

Они не дожили до Победы, но сделали все, чтобы приблизить ее. До Победы был еще долгий горячий год.

К вечеру в бухте Радости высадился десант. Впереди было большое наступление по освобождению Севастополя.

Вечером, как всегда с опозданием, пришла почта. Васильич вздохнул, услышав выкрик: "Аширов Аман, есть?"

Он взял в руки белый треугольничек, скользнул глазами по обратному адресу, сжал письмо в кулаке что было сил, и бросил его в набегающую волну. Ссутулив плечи, зашагал прочь от моря и от того сжатого комочка, что прыгал по прибою, словно белокрылая птичка, ударялся о серые прибрежные валуны и не хотел уплывать прочь. Он словно молил: возьмите, расправьте меня, прочтите!

Что было в нем? Может, надежда, а может…

Атаджан Таган

Известный писатель Атаджан Таган является автором многих произведений: "Когда война кончается", "Немой ангел", "Битва после войны", "Чужой", "Серахская крепость" и многие другие. Почти все произведения Атаджана Тагана известны не только в республике, но и за ее пределами.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

(Сказание о простом дутаре)

Памяти отца — Тагана Овеза, погибшего в Великой Отечественной.

Есть в ауле Годжук дутар, который ничем вроде бы не отличается от многих других, сделанных сравнительно недавно или через бережные руки потомства дошедших из былого до наших дней, — разве тем лишь, может, что больше иных закостенел он и потемнел от времени, стал сухим совсем и легким. И еще тем, что в отличие от всех собратьев не остался он безымянным, но имя носил стародавнего своего хозяина, потому только, верно сохранившееся, не потонувшее в зыбучих песках времен, что откликнулось оно и в названии самого аула; и связь эта человека, о котором мало кто чего помнил, его простого дутара и разросшегося ныне предгорного селения хоть и потускнела, глуше стала, но все же жила и жила в людской памяти, не терялась, и была, видно, в этом какая-то большая справедливость и благодарность, новым поколениям уже не внятная, лишь перенимаемая как святая обязанность от отца сыном, от матери дочерью.

Но еще тем он известен был за пределами здешней степной округи, что принадлежал не какому-то отдельному лицу, а всему аулу, кочуя из кибитки в кибитку, из дома в дом, занимая в каждом самое почетное место. И право начать торжество по случаю любой в солении свадьбы или в честь рождения нового человека предоставлялось только ему. И исполнялась на нем только одна и та же всегда старинная мелодия — "мукам", после чего бережно надевался на него чехол из грубоватого домотканого блестящего шелка, и уже другие дутары продолжали вести празднество, а он снова занимал свое избранное в жилище место.