— Ага, гады! — кричал рядом Кержач. — Получайте привет от тети Моти! Туда давай, Сашок, между дотами, там ишак ихний голос подает. Ту-да!

Сашок чуть сдвинул рыльце пулемета и мстительный огонек забился, посылая трассу пуль в одну точку — между двумя укреплениями. Миномет стих.

— Что, сволочь, съел? — закричал Кержач. — Молодец, Сашок. Хороший из тебя пулеметчик вышел. Молодец! Боезапас у тебя есть? — спросил он и, не слушая ответа, оглянулся. — Еще порядочно! Сейчас я кликну тебе кого на помощь, а мне к Васильичу надо.

Сашок кивнул. Кержач отполз к Мухаммедову, попросил помочь пулеметчику. Пока добирался обратно, все время слышал короткие очереди пулемета. "Выбирает цель, Сашок. С умом стреляет! — с необычной теплотой подумал Кержач. И вдруг молнией пробежала мысль, обращенная к парнишке: — Останься жив! Поживи за всех нас!"..

14

Что-то, видимо, было упущено и Аман понимал это: уходит время, а они ни с места. "Ох, комвзвода сюда! Уж он-то придумал бы что-нибудь!"

Каждый шаг требовал теперь огромных усилий. Бойцы метр за метром вгрызаются во вражескую оборону, но фашисты не собираются сдавать занятых позиций. Уже уничтожены два дота, замолк миномет. Но откуда-то бьет пушка, в бешеной пляске дыбятся взрывы. Добраться до нее мешает вставший на пути, льющийся непрерывным огнем дзот. Стоит поднять голову, как сразу же прошивает свинцовая строчка.

— Надо наступать, а не нюхать землю! — горячится Кержач. — Придумай что-нибудь, политрук!

— Пришел к вам, чтобы вместе подумать. В первую очередь надо заткнуть этот чертов дзот. Он — главное препятствие на участке, он двинуться не дает.

— Верно, — согласился Кержач, — пока он бьет, разве двинешься. Но и целоваться с землей… Не по мне это!

— Не в тебе дело! — вступил в разговор молчавший до сих пор Васильич. — Лучше помоги командиру советом.

— А что тут советовать! Дайте мне побольше гранат — и я заткну ему глотку!

— Расхвастался!

Но Кержача неожиданно поддержал старшина Аширов.

— Пожалуй, это единственный выход. Иначе задание — под угрозой срыва. — Если будет уничтожен дзот, оставшиеся фрицы нам не страшны. Пушку тоже можно быстро ликвидировать.

— Значит, я пойду, командир? — выдвинулся вперед Кержач.

Аман остудил его пыл суровым взглядом.

— Пойдут добровольцы!

— Кто поведет их?

— Я.

— Почему ты?

— Потому что я командир. И — политрук. Да и вообще… Надо ли сейчас об этом говорить? Уверен, что вылазка удастся. За меня остаешься ты, Кержач.

— Вот это да! — поднялся во весь рост Кержач, но тут же плюхнулся, сбитый сильной рукой.

— Сдурел? — накинулся на него Аман. — Чего раньше времени под пули лезешь?

— Извини, командир! Совсем забыл, что мы теперь, как черви, должны вот в этой грязи ползать!

— Не до шуток сейчас, Паша! — примирительно начал Васильич.

— Командир! — вскричал Кержач. — Оставь за себя Васильича! Вишь, какой он рассудительный, все сделает, как велишь. И все же — ефрейтор!

— Я сказал, останешься ты! — посуровел старшина. — Как только мы придушим этот чертов дзот, поднимай ребят в атаку. Ясно?

— Ясно, — усмехнулся Кержач. — Командира из меня лепишь, политрук.

— Человека, дурень! — ответил за Аширова Васильич.

— Не то тесто!

— Прекрати перепалку, Кержач! — поднял голос старшина.

— Есть. Прекращаю. Только позволь мне, командир, остаться при своем мнении.

Аман не ответил ему, не до того было. Надо поднимать добровольцев.

Переместив противотанковое ружье на левый фланг, старшина предполагал огнем отвлечь внимание противника от группы добровольцев. Длинной змейкой ползут бойцы, втискиваясь, вдавливаясь в размокшую от дождя землю. Это самый уязвимый момент. И противник, отвлеченный на время выстрелами противотанковых ружей, замечает группу добровольцев и тотчас открывает по ним огонь.

Рванувшийся с моря холодный ветер задувает полы шинелей, плащ-палатки, еще больше выдавая дислокацию атакующих. С визгом пролетают мины, ложатся по-соседству снаряды, ровный посвист частого автоматного огня.

Найдя на местности небольшую складку, залегли. Остался последний бросок, нужно собираться, распределить силы. Аман повернулся к Васильичу:

— Две связки гранат мне, быстро!

— Возьми, — подал скрученные букетом гранаты Васильич. — Только зачем ты сам?..

— Так надо, отец. Я должен… Понимаешь?