Сердечный ритм отбивает чечётку. Я разворачиваюсь на каблуках, боковым зрением замечая резкое движение за центральным столом, и даю понять, что разговор окончен полным провалом со стороны противника.

Пусть злится, пусть кипит — это уже не моя проблема.

Приведя себя в порядок в уборной и сфокусировавшись на дыхательной технике, я выхожу на дальнюю веранду, чтобы набрать Марину и узнать, как у них с Амелией дела.

Сначала мне кажется, что я здесь одна, но когда срабатывает датчик движения и пространство наполняется не приглушенным, а ярким светом, у окна вырисовывается высокая, хорошо сложенная мужская фигура.

Первый порыв — развернуться и сбежать. Второй — сделать вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит. Но как только я торможу, перебирая варианты, Аслан оборачивается, и становится ясно, что уходить уже бесполезно.

— Всё в порядке?

Я подхожу ближе, впитывая лёгкий, ненавязчивый аромат парфюма и разгоняя мурашки, которые расползаются по коже от низкого и хриплого тембра.

— Да, абсолютно.

Аслан делает шаг вперёд, и я понимаю, что его взгляд задерживается на моём локте — там, где пять минут назад были чужие пальцы.

— Похоже, не совсем. Кто это был?

— Какой-то придурок, который решил самоутвердиться, — передергиваю плечами.

— Ты ему понравилась? — догадывается Тахаев, слегка наклоняя голову набок.

— Разве я могу кому-то не нравиться?

— С этим сложно спорить.

Скрывая накатывающее волнение, я пытаюсь шутить. Судя по тому, как уголки губ Аслана ползут вверх, — мне это удаётся. В его присутствии я чувствую себя защищённее, хотя это странно, потому что то, каким он стал теперь, мне совершенно неочевидно.

Я стала старше, менее взбалмошной и более рассудительной. Сейчас многие из тех вещей, что я делала раньше, кажутся детскими и глупыми. Правда, их уже не отмотать. Приходится убеждать себя в том, что всё определено сложилось к лучшему.

— Думаю, у того мужчины ещё не скоро появится желание радовать женщин широкими жестами, — заключаю. — Особенно замужних. Я достаточно уважаю свой выбор, чтобы расстраивать супруга.

Прохладный воздух на веранде нагревается, становясь жарким, будто из печи.

Аслан не сразу отвечает, но его взгляд становится внимательнее, изучая меня заново. Я тоже изучаю его, хотя давно пора остановиться — границы начинают сдвигаться, и на горизонте уже видна ярко-оранжевая линия, за которой сразу следует красная.

Ее пересекать нельзя.

— Согласен, — мягко усмехается Тахаев. — В противном случае не стоит выходить замуж.

— И жениться, — тут же добавляю. — Если планируешь крутить интрижки на стороне.

— Иногда верность — это вопрос усилий. Но лучше не давать поводов сомневаться в себе и не искать возможностей для сравнений.

Внутри всё сжимается во время странного диалога, в котором мы оба пытаемся доказать друг другу, что ничего не потеряно и никто не проиграл — ни в прошлом, ни в настоящем.

Аслан отвечает ровно и выдержанно, его поза расслабленна и почти равнодушна, руки спрятаны в карманы, но желваки на скулах выдают напряжение, а в тёмных зрачках вспыхивают беснующиеся искры, стремительно обозначая: приближение к красной линии — именно его заслуга.

Со стороны может показаться, что это обычный дружеский разговор, но дружить у нас раньше не получалось. Конечно же, не выйдет и сейчас.

К счастью, неоднозначный зрительный контакт, как и всё остальное, прерывает телефонный звонок.

На экране светится номер Марины. Я выдыхаю, взяв передышку и думая о том, что наедине и без пар нам оставаться категорически нельзя. Это чревато ненормальным сердцебиением и зашкаливающим пульсом.

Попросив у Тахаева минутку, я снимаю трубку и отворачиваюсь к выходу.

— Мам, а где Барри?

В динамике неожиданно раздаётся тонкий голосок Ами. Я судорожно нащупываю кнопку уменьшения громкости, но, судя по пылающей щеке, Тахаев успевает всё-всё услышать.

Вопрос о том, где может находиться игрушечная собака в субботу вечером после алкогольного коктейля и неожиданной встречи с Асланом, кажется форменным издевательством, потому что я с трудом могу вспомнить, как меня зовут, не говоря уже о чем-то большем.

— Барри, Барри… — повторяю, как заведённая, потирая ладонью левую щёку, чтобы Тахаев перестал так делать — пилить меня взглядом.

Просто перестал.

Ещё лучше — ушёл, потому что подслушивать чужие разговоры нехорошо.