— Скорее второе. Разовая акция.

В динамике раздаётся смешок. Игорь не из тех, кто проявляет эмоции без причины, и моя интимная жизнь его никогда не заботила, поэтому такое настроение явно не к добру.

— Слушай сюда, мудачина, — начинает он. — Этой ночью ты поимел Ольгу Дмитриевну Белогорскую. У неё нет активных соцсетей, но на неё есть много другой информации.

В ушах гудит, будто меня хорошенько приложили по затылку. Фамилия знакома… Где-то отдалённо. Но выцепить из памяти, кто такая, не представляется возможным, потому что вместо порядка в голове — белый шум и ни одной внятной мысли.

Ольга, значит.

Оля.

— Она — дочь советника министра юстиции, — откашлявшись, продолжает Гоша. — Там целая династия, Сань. Все с младых лет в системе. А сама Ольга, между прочим, прокурор. И именно она курирует дело… по офшорам и теневым контрактам.

Разговор ведётся завуалированно, но я прекрасно понимаю: документы, которые они поднимают, пересекаются с моими маршрутами и поставками. Я подозревал, что Оливия-Оля никакой не воспитатель, но не думал, что она окажется с таким, сука, бэкграундом. Это перебор.

— Ты уверен?

— Сейчас скину всё, что нарыл. Ты охуеешь. Я и сам охуел. Если с другими ещё можно как-то договориться и по-тихому порешать, то с этой до пизды принципиальной дамой — никак. Вообще никак, Сань.

***

Мы с Игорем пересекаемся в ресторане неподалёку от его дома. Некоторые темы сложно обсуждать по телефону, поэтому личная встреча оказывается как нельзя кстати.

Несмотря на то что я, казалось бы, переварил новость об Оливии, информация, которую просматриваю на планшете, снова расшатывает. Наверное, я до последнего надеялся, что Оливия и Ольга Белогорская не имеют ничего общего, но с фотографии в форме прокурора, снятой в анфас, на меня смотрит слишком знакомое лицо.

Это всё усложняет до состояния, в котором логика рассыпается.

Светлая кожа. Голубые глаза. Пухлые губы. Аккуратный изгиб бровей. Волосы, гладко убранные назад. И две родинки рядом, почти вплотную, с левой стороны.

Я листаю снимки дальше: на трибуне, на вручении награды, во время пресс-конференции — с микрофоном и строгим выражением лица.

Узнавание накрывает с головой — не плавно, а ломом по нервной системе, от которого немеют пальцы и стынет затылок.

— Ну что, она? — спрашивает Игорь, развалившись на диване напротив.

Отстукивая ногой под столом, отвечаю:

— Да.

В том, что Оливия не в курсе, кто я, — у меня пока нет сомнений. Хотя бы потому, что в комментариях зацепил её я — выскочку, которой было почти необходимостью доказать свою правоту и развить дискуссию. Но ни в одном слове, ни тогда, ни позже, не чувствовалось осознанного узнавания. Я специально изучил нашу переписку от корки до корки, чтобы в этом убедиться.

— Охрененная случайность, — присвистывает Гоша. — Но я бы всё равно ей не доверял. Если ты пробил Белогорскую, то и она тебя могла — для подстраховки. Буквально за пятнадцать минут.

— Почему тогда не побрезговала трахаться с таким, как я?

— У каждой прокурорши должен быть хоть один позор в анамнезе. Поздравляю, Сань.

— Спасибо, — цежу сквозь зубы.

Я откидываюсь на спинку дивана, чувствуя, как грудную клетку чуть отпускает. Совсем ненадолго.

Прошло восемь часов с тех пор, как мы попрощались, а я ни на минуту не могу выпустить Оливию из головы. Она — в мыслях, в теле и... в раздражении, которое не уходит, а только копится и мутирует, принимая другие очертания. Вообще не кстати.

Всё, что между нами было, всплывает без запроса. Кожа, запах, влажное тепло, её пальцы на моих плечах, хрип в горле. Теперь каждое из этих воспоминаний переплетается с прокурорской формой с погонами.

— Так, про отца я тебе рассказал, кто он, — откашлявшись, продолжает Игорь. — Но там вся семья — образцово-показательная. Мать — управляет нотариальной конторой. Сестра Ольги, Ирина, сейчас в декрете, но тоже успела поработать в прокуратуре. Муж Ирины — заместитель начальника департамента внутренней безопасности. А сама Ольга пять лет встречалась с… кто бы мог подумать — фитнес-тренером. Правда, потом он открыл сеть клубов, но свадьбы так и не было. Думаю, родители не позволили. Не тот уровень. Без формы, без допуска, без влияния. С гантелями вместо портфеля.

Я перевариваю текст, не притрагиваясь к еде. Разложить по полкам услышанное не представляется возможным — как и сделать вид, что это не касается меня напрямую. Такого разочарования, ярости и в то же время похоти к человеку, который может меня закопать, я, пожалуй, не испытывал давно.

Как и Оливия не психолог-воспитатель, я тоже не водитель — хотя когда-то им работал.

Я вырос в спальном районе, в квартире, где спиртное было основным продуктом питания.

С тринадцати лет раздавал листовки, таскал сумки, грузил мешки и ящики. В школу ходил по инерции и с натягом окончил. Но выживать умел.