К восемнадцати, после окончания училища, начал подрабатывать частным водителем, потом устроился на развоз товара для местной сети ларьков. Там меня заметил местный авторитет — Иван Евгеньевич Богач. У него была полулегальная логистическая схема: сигареты, палёный товар, а позже — и кое-что посерьёзнее.

Я стал его личным водителем. Он мне доверял. Я оказался в нужное время в нужном месте — с холодной головой и закрытым ртом.

Постепенно начал подниматься. Уже не только возил — координировал. Следил за водителями, разбирался с потерями, договаривался там, где нужно было, чтобы отпали вопросы.

Завёл первые свои машины. Оформлял на других — так было безопаснее. Но всё работало на меня. Я решал, где ездить, что грузить, кому платить, с кого спрашивать. Работал на износ, спал по четыре часа, но знал: иначе не вылезти.

После смерти Богача перехватил управление и активы. Большинство тогда побоялись брать на себя ответственность, а я знал, что второго шанса не будет.

Начал развивать бизнес: оформил компанию, пригласил бухгалтера, навёл порядок в отчётности. Благодаря связям и умению договариваться — быстро вышел в белую зону, оставив для особых клиентов серые схемы.

В документах — всё как надо. В жизни — как получается.

Теперь у меня логистическая компания, специализирующейся на «сложных» грузах. Формально — всё чисто. Но есть второй пласт: левый товар, оптимизированные маршруты, двойные накладные и фиктивные отгрузки.

— Что притих, Сань? — голос Гоши тянет меня обратно в реальность. — Сильно впечатлился?

Я моргаю, откладывая планшет.

— Думаю.

— Такая, как она, может быть спасением. Или катализатором. Так что ты или используешь это грамотно — или она тебя просто снесёт. И не специально. Просто по инерции. Несмотря на блат, видно, что Белогорская прёт сама.

Краткие сводки из биографии Оли-Оливии перерастают в нечто вроде досье на идеального бойца системы. Идеального — до зуда под кожей. Поэтому дальнейшую часть информации я пропускаю мимо ушей, барабаня пальцами по столу и проваливаясь в бесконтрольное «хочу». Посмотреть под другим углом, дотронуться, сравнить, получить возможность повторить.

«Извини, я забыла забрать твои цветы», — читаю сообщение Оливии, залпом выпивая воду.

«Я не вышел тебя даже проводить. Так что твоя забывчивость — не самое страшное».

«Принимается. У меня возникли семейные проблемы, поэтому я уехала в пять тридцать».

Перехватывая телефон из руки в руку, смотрю на экран. Оля в сети.

У меня в голове — перегрев. Мысли плавятся, а весь жар скатывается в нижнюю точку управления. Наименее разумную.

«Ты свободна в эту субботу?» — набираю с третьего раза.

Долго гадать, да или нет, не нужно: ответ приходит моментально — и он именно такой, на какой я рассчитывал.

Ольга

— Оль, положить тебе курицу? — суетится мама. — Что-то ты совсем ничего не ешь… Не вкусно?

На семейный ужин я оделась как на свидание, потому что не ожидала, что родители пригласят всех Волошиных, включая Юрия.

На мне короткое платье-рубашка с кожаным поясом на талии. Под ним — чулки и бельё с сеткой и узором, поэтому я нервно ёрзаю на стуле, будто кто-то из присутствующих точно считывает мои мысли. А они явно далеки от курицы, разговоров о погоде и кадровых перестановках... Я жалею, что вообще сюда приехала, когда до встречи с Лексом осталось полтора часа.

— Уверена, курица вкусная, но я не голодна, — улыбаюсь в ответ.

Мать Юрия, поправив очки на переносице, прослеживает взглядом, как я одёргиваю платье. Кажется, я ей не нравлюсь, потому что каждый раз, когда мы смотрим друг на друга, она морщит нос и поджимает губы в тонкую линию, а потом косится на сына, будто проверяет, не ослеп ли он случайно.

У меня была сложная неделя и не менее тяжёлое утро субботы, поэтому мне не до обид.

Я провела этот день на работе, подтягивая долги. Домой вернулась с включённым на восемь вечера внутренним таймером. Собиралась быстро, чётко и с ясной целью — в этот раз зная наверняка, к кому еду, зачем и что меня ждёт. Это... сводило с ума. Пускало по венам эйфорию и лёгкую дрожь, от которой приятно тянуло живот.

— Олечку у нас готовят на повышение, — доносится сквозь гул беседы хвастливый голос папы, обращённый к Волошиным. — Хоть кто-то в этой семье горит работой. Ира, вон, третьего скорее родит, чем вернётся в прокуратуру…

Сестра не обижается, нянча на руках Захарку. На удивление, она даже не пыталась всучить мне ребёнка. Ни разу за этот вечер. Скорее всего, потому что заметила: я здесь лишь телом, а головой — давно в другом месте.

Когда мама и Ира идут на кухню за десертом, я следую за ними — тихо сообщить, что мне уже пора. Как назло, следом увязывается Юрий. После нашего неудачного свидания он несколько раз писал и дважды присылал цветы. Но, уловив моё настроение, со временем отступил. Теперь, похоже, родители решили взяться за нас лично — раз уж мы сами не можем определиться, сблизиться и перейти к следующему этапу.