— Конечно. Хотя изначально ценник твоей семье был выставлен гораздо больший. Причём и кровавый в том числе.

— Даже так?

— А как ты хотела? Твой отец участвовал в охоте на Глеба. А Белозёрские такого не прощают. Знаешь, что произошло со всеми, кто в этом участвовал?

— Что?

— А они больше не живут.

— Что значит не живут? Вы их всех убили?

— Конечно. Что ты так на меня смотришь? В этих играх законы очень жесткие, даже жестокие, где нет места милосердию. Проигравший платит и чаще своей жизнью. Слышала такое выражение — люди гибнут за металл?

— Золото?!

— Золото, Алёнка.

— Будь оно проклято.

— Согласен. Но это ничего не меняет. Твоя семья в этом замазана по самые уши. Твой отец тоже душегуб изрядный. Хочешь сказать, что не знала?

— Не знала, но догадывалась.

— И как? Хорошо спалось?

— А тебе? У тебя же руки по локоть в крови. Я это по твоим глазам вижу. Ты вроде улыбаешься, а глаза у тебя остаются холодными, как лезвие ножа. По твоим повадкам. Ты даже движешься как зверь, готовый бросится и вцепиться в горло.

— Да, Алёнка, я такой. У меня, как и у твоего отца за спиной персональное кладбище. Вот только я не убивал ради золотишка. Я был солдатом и убивал на войне. Потом охранял Глеба. Знаешь сколько желающих убить его? Даже среди его родственников.

— Что такая сволочь, что все его ненавидят?

— Как раз нет. Всё дело в том, чем он владеет. Народ то у нас жадный, всё на халяву забрать хотят.

— Кто бы говорил!

Я засмеялся.

— Мы не на халяву забирали.

— Правда? А как вы забирали?

— Глеб забрал это по праву владения.

— По какому ещё праву владения? Что ты тут мне сказки рассказываешь? Здесь тайга. Здесь нет права собственности.

— Ошибаешься. Здесь права собственности закреплено за Глебом, юридически. Это раз. Второе, право собственности принадлежит более сильному, а он самый большой хищник здесь.

— Бешеных хищников отстреливают.

— Этого хищника я бы не советовал отстреливать.

— Смотри ка, какой верный пёс своему хозяину. Много платит?

— Достаточно. Но дело не в деньгах.

— А в чём может быть дело, если не в них?

— В другом. Поверь на слово. Я бы и без денег его защищал. Его и его семью.

— Семью. А у тебя самого-то семья есть?

— Есть, как не быть.

— Раз семья есть, чего ко мне лезешь? Хотя, о чем я, все вы уроды, козлы в штанах.

Я рассмеялся.

— Алён, и все же, ты чего такая злая? Постоянно меня оскорбляешь. Ты только на меня так реагируешь или вообще на всех мужиков?

— Все вы уроды порядочные.

— Понятно. Неудачно замуж сходила? Я прав? Муж придурком оказался, а ты свой негатив из-за этого на всех остальных перенесла.

— А что, мне может всех остальных в зад целовать? Вот ты, чего ко мне пристал, как банный лист? У тебя же семья?! А ты ко мне лезешь. Интрижку на стороне хочешь? И кто ты после этого? Жену твою мне жаль.

— А мне не жаль, совсем. Да и не жена она мне давно. Свалила на хрен и черт с ней.

— А, ушла от такова красавчика? Чего так? Скорее всего было за что. Значит я права?

— В чем же ты права? — Улыбаться ей я перестал.

— В том, что кобелина тот ещё. И не удивлюсь, если ещё такой бугай издевался над бедной женщиной. Правильно сделала, что ушла.

— Пальцем её не трогал. Но может ты и права, я, наверное, плохим мужем оказался. — В глазах Алёны злорадно полыхнуло торжество. — Конечно, какой молодой женщине понравится, когда муж неделями, а то и месяцами дома не бывает. И то, что служба такая была, это слабый для таких аргумент. Да и денег недостаточно, по её меркам, приносил. Хотя она знала за кого замуж выходила. Никто её силком не тащил. А уйти, она не ушла, а сбежала как крыса. Пока я по горам бегал, да по лесам как волк, исполняя долг, ибо присягу давал, она себе более достойного, по её мнению, нашла. Да ладно меня бросила и сбежала. Плюнуть и растереть. Душа хоть и кровоточила, но успокоилась. Дочь только жалко.

— А, так у тебя дочь есть?

— Есть. Моё маленькое солнышко. — Улыбка непроизвольно появилась на моих губах, при мысли о Юле.

— Но теперь то тебе хорошо платят? Барин не обижает? Надеюсь, хоть с дочерью у тебя совесть есть, алименты платишь?

— Не плачу. Что ты так смотришь на меня презрительно? Да, не плачу. Не кому платить и не за что. Юля со мной живёт. — Смотрел в глаза Алёне и словно плотину прорвало во мне, выплеснулось всё, что копилось в моей душе все эти годы. Наверное, мне нужно было выговориться, облегчить душу. — Да представь себе. Или ты думаешь, что только мужики уродами бывают? А вы все белые и пушистые? Несчастные жертвы мужей-насильников, изменщиков и предателей? Нет, дорогая Алёнушка. Но ладно я, взрослый здоровый мужик. А чем дитя было виновато? Кроха ещё совсем, которая нуждалась в матери, в её заботе и любви, тем более больное дитё? Я как узнал диагноз и то, что операцию делать надо платную, дорогую, да плюс такое же дорогое лечение, сам просился в командировки. Там боевые платили. Хотел на лечение дочери заработать. Приехал из одной такой, а дочь в больнице. Жены нет. Она пришла к моей матери, сунула ей ребёнка, мол возьмите свою внучку, такую же убогую и никчемную, как ваш сынок, а с меня хватит. И ушла. А у Юли, потом ухудшение пошло. А я даже трети денег на лечение не заработал. Время неумолимо утекало. Пошёл к командованию, просил помочь. Да мне отказали. Формулировка одна — денег нет. А потом узнаю, что один пузан в лампасах поехал на лечение за бугор, поправить своё здоровье за счёт ведомства. Там деньги нашлись. Высказал я тогда всё, что думаю. Написал рапорт на увольнение. Работу искал, деньги искал. Да все по нолям. Либо платят мало, либо к бандитам киллером идти. Но я под конец, даже и на это готов был. А ещё решился на рывок, то есть инкассаторов взять или банк какой, главное денег достать, заплатить, а там дальше всё равно, что будет. Юлька для меня была всем. Она всё, что у меня осталось в этой жизни. Если бы она умерла, я бы сам потом жить не смог. Ибо какой я отец, раз не смог своего единственного ребёнка спасти и защитить. Грош мне цена тогда.