– Это хорошо или плохо?

– Это естественно. «Тот случай, когда все можно исправить»… Картины обретут свои настоящие названия и авторов. Искусствоведы будут счастливы. Популяризаторы ксенологии вздохнут с облегчением: им не нужно будет больше изобретать фигуры умолчания. Иовуаарп смогут открыто гулять по планете Уэркаф. И… все, пожалуй.

Остальное, увы, непоправимо.

Рашида тихонько погладила его по руке.

– Пойдем домой, Кратов, – попросила она. – Чем дольше мы бродим в этой кунсткамере, тем мрачнее ты становишься. Скоро ты превзойдешь даже меня. Слишком большой кусок твоего прошлого связан со всем этим…

– Я думал, что стану здесь перебирать яркие праздничные графии, со всякими там лыжными курортами, тропическими пляжами и альпинистскими лагерями, – извиняющимся тоном сказал Кратов. – А получилось что-то вроде копания в затхлой гробнице, где из каждого угла на тебя таращатся столетние пауки, да пыльные мумии так и норовят свалиться в твои объятия.

– Ты умеешь очень красиво говорить некрасивые вещи, – заметила Рашида.

– Лучше я буду говорить тебе красивые комплименты.

– Начинай прямо сейчас.

Кратов призадумался. Кажется, он переоценил свои силы.

– Это непросто, – сообщил он. – Слова блекнут перед реальностью. И давай-ка лучше выберемся на свет, а то мы, похоже, заблудились. Куда бы мы не пошли, я всюду вижу перед собой этот левиафаний хребет.

– Так и должно быть, – заверила его Рашида. – Эта была очень большая тварь. Она способна заполнить собой всю Тауматеку. Поэтому ее уложили колечками, как роль-мопс, – она безразлично поглядела на какую-то звериную морду, нарочито неряшливо высеченную из бурого песчаника. – Это что?

– Не знаю, – пожал плечами Кратов. – Откуда мне знать? Все же кое-что в этой Галактике происходит без моего участия…

Они снова брели по араукариевой аллее, с трудом раздвигая тугие струи горячего воздуха. День перевалил за половину. Скоро жара должна была немного спасть. И где-то в черной бразильской ночи их ждали неутомимые и неизбежные жернова беспрерывного карнавала. С песнями и плясками. С самыми расстроенными гитарами и самыми легкомысленными нарядами. С непременными вином и любовью.

Боязно было даже подумать об этом сейчас.

– Я хочу есть, – объявила Рашида лениво.

– Отними мышку у вон той спальной кошки, – так же разморенно ответил Кратов.

Рашида посмотрела.

– Это не мышка, – сообщила она. – И не крыска, если сделать поправку на масштаб… Это пирожок. Надкушенный.

– Пойдем лучше на пляж, – предложил Кратов. – Я буду спать, уткнувшись носом в песок. Ты будешь купаться и флиртовать с мулатами. Это для меня ты всего лишь экзотическая южная красотка. А для них ты – белая славянская женщина, загадочная душа и запретный плод, – он помолчал, с некоторым напряжением собирая воедино плавящиеся и растекающиеся мысли. – Там и поедим.

Истомившийся метарасист лежал у ног своего чудища, накрыв лицо шляпой. В бессильно откинутой руке была зажата большая бутылка пепси.

– Я все же открою ему глубину его заблуждений, – мрачно сказал Кратов.

– Не смей, – устало обронила Рашида.

Она попыталась задержать Кратова, уцепившись за руку, но промахнулась и в изнеможении села на травку.

Волоча ноги, Кратов приблизился к демонстранту. Откашлялся – реакции не последовало.

– У тоссфенхов нет чешуи, – произнес он как бы между прочим.

Шляпа чуть сдвинулась, открывая печальный мутный глаз.

– Господи, еще один, – сказал метарасист сиплым голосом.

– Кто – еще один? – не понял Кратов.

– Радетель за истину, – пояснил тот, прилагая усилия, чтобы сесть. – Что вы все ко мне пристали? Не видите, человек хочет спокойно изжариться… Буквально полчаса назад явился один странный тип, отрекомендовался доктором наук и потребовал убрать с моего прекрасно изготовленного фантома чешую. С какой это стати я буду лишать его чешуи? Мне она двух бессонных ночей стоила! Я же его собственными руками, как дитя любимое, холил и пестовал, генерировал и отлаживал. В конце концов, я имею право на вымысел! Отнеситесь к этому как к шаржу, как к метафоре, а не как к точной копии! Копиям место в Тауматеке… А теперь еще и вы! – он пригляделся. На его потном лице вдруг проступило выражение гордой неприступности. – Впрочем, вам извинительно. Вы же оттуда, – он ткнул пальцем в добела раскаленные небеса. – Или оттуда, – палец устремился в сторону циклопических стен Тауматеки, – что, в общем, одно и то же. Чужелюб…

Кратов, кряхтя, опустился рядом с ним на землю.

– С чего вы взяли? – спросил он устало.

– В следующий раз, – мстительно произнес метарасист, отодвигаясь, – когда захотите слиться с толпой, позаботьтесь о гриме. Чтобы закамуфлировать свой зеленый загар. И не забывайте потеть… как все нормальные люди.

– Что значит «наметанный глаз»! – сказала издали Рашида.

– Вы женщина этого человека? – спросил метарасист.

– Правильнее сказать: он мой мужчина.

– Глупо и опрометчиво.