Д. Робертс, «Осада и разрушение Иерусалима римлянами под командованием Тита (70 г. н. э.)». Эдинбург, 1850 г.

Частная коллекция / Wikimedia Commons

С другой стороны, День Господень может носить характер ритуального очищения всего человечества. Грешники будут уничтожены, так что земля опустеет (Ис. 13:9, Соф. 1:3, Мал. 4:1). Все «надменные и нечестивые станут, как солома» перед лицом Его карающего огня. В этом отношении День Господень заимствует свои черты у ритуала жертвоприношения, с которым он неоднократно сравнивается. Он представляет собой «день жертвы у Господа», которую божество Само приносит Себе (Ис. 29:2, Ис. 34:6, Соф. 1:7–8), уничтожая противников. В итоге не будет больше ни идолов, ни лжепророков, ни «духа [ритуальной] нечистоты» (Зах. 13:2). Любое место на земле станет пригодно для «чистого жертвоприношения» — воскурения фимиама (Мал. 1:11). Люди перестанут лгать и обманывать (Соф 3:13). Будет установлено социальное равенство (Соф. 3:11–12), по-видимому, прекратится торговля (ср. Зах. 14:21), исчезнут города. Сама природа человека будет изменена: «Извлеку из вашего тела сердце каменное, и вложу вам сердце мясное» (Иез. 11:19, 32:26).

Это приведет к преображению всей земной политики. Так, согласно книге пророка Исаии, все народы «перекуют мечи на плуги, а копья на серпы, и не будут больше учиться воевать» (Ис. 2:4). Изменится не только человеческий мир, но и все естество. Всего будет в изобилии в результате земледелия и скотоводства (Ам. 9:13, Ис. 30:23, Иез. 34:14, Зах. 8:12), даже пустыня зазеленеет (Ис. 35:1–2, 6–7), из Иерусалима зимой и летом будут течь реки живой воды (Зах. 14:8). Исчезнут увечья, хромые начнут ходить, а немые — говорить (Ис. 35:6). Свет солнца станет в семь раз ярче, а свет луны — как свет солнца (Ис. 30:26). Хищники перестанут охотиться на травоядных, а змеи не будут жалить:

Таким образом, в результате Дня Господня ожидается наступление своего рода золотого века. Это позволило М. Элиаде и другим исследователям говорить о присутствии здесь элемента «вечного возвращения», характерного для архаического мифа. Тем не менее День Господень и следующее за ним всеобщее благоденствие на земле — отнюдь не нечто, существовавшее для евреев в прошлом. Для самих пророков первичным является противоположный аспект Дня Господня — его абсолютная новизна. По итогам Дня Господня творятся «новое небо и новая земля» (Ис. 65:17, 66:22), дается «новое сердце и новый дух» (Иез. 11:19, 36:26). «Вот, Я делаю новое», — восклицает Господь у Второисаии (Ис. 43:19).

Еще одним важным аспектом Дня Господня — в контексте ассирийского, а затем вавилонского изгнания — становится обещание Бога собрать всех рассеянных израильтян обратно в Святую землю. Текущему угнетению противопоставляется грядущее владычество над соседними народами и, главное, воссоединение собственного вопреки усилиям угнетателей. Господь «соберет изгнанников Израиля, и рассеянных иудеев созовет от четырех концов земли» (Ис. 11:11–12, ср. Ос. 1:11, Мих. 4:6–7, Соф. 3:19–20). Количество возвращенных будет столь велико, что они заселят все земли за Иорданом и Ливанские горы (Зах. 10:10). Здесь на судьбу народа перекладывается мифологический мотив разбиения и собирания целого. Возвращение в землю Израиля стало одним из центральных эсхатологических ожиданий — важнейшей мифо-исторической надеждой — на протяжении всех последующих веков еврейской истории. Слышны отголоски этого мифа и в современной идеологии сионизма, особенно сионизма религиозного.

По-видимому, у более ранних пророков вселенский суд распространялся лишь на ныне живущих. Тем не менее уже Иша-Яѓу допускает воскресение праведников (Ис. 26:19) [100] , а пророк Йехезк-Эль предвидит процесс символического оживления Богом «сухих костей». Хотя эти кости лишь символизируют пораженный и рассеянный Израиль, видение Йехезк-Эля о костях стало со временем прообразом воскрешения всех мертвых. Таким образом, постепенно возникал и развивался мотив, распространяющий эсхатологический суд также и на всех покойников, которые воскресают, чтобы предстать на нем. Могла повлиять на это и ассоциация места божественного суда — с долиной Йеѓошафата в Иерусалиме (Иоил. 3:2), где издревле располагалось кладбище. Ко II в. до х. э. такое представление стало, по-видимому, общепринятым. Так, в Книге Даниила мы читаем эту мысль уже эксплицитно.

В таком виде представление о воскресении мертвых легло в основу эсхатологических представлений иудаизма, христианства и ислама. Мы видим, что, с одной стороны, День Господень как эсхатологическая проекция праздника победы божества в предвечной битве преодолевает рамки архаического мифа. В процессе адаптации сюжет получает историческую и нравственную окраску. Однако, с другой стороны, он ложится в основу нового мифо-исторического конструкта и порождает новые эсхатологические мифологемы — представление о грядущем суде, воскресении мертвых, возвращении евреев на Сион или финального воздаяния.

Таким образом, мы видим, как древнееврейская религия прошла сложный путь развития, в процессе которого древние боги и связанные с ними архаичные мифологемы были утрачены, а на смену им пришло историческое и нравственное мышление, воплощенное в историографических и пророческих текстах. Коснулась историзация и ритуала: чем дальше, тем больше праздники связывались не с космическими мифологическими реалиями, а с событиями, размещенными в историческом прошлом. Об этих событиях, занявших место мифа в еврейском культе, пойдет речь в следующей главе.