Скорцени отдавал себе отчет, что этот план является лишь теоретической разработкой, и предоставил всем группам достаточную свободу действий: изначальная неопределенность не позволяла предусмотреть все детали операции, и потому им было дано право действовать по собственному разумению в соответствии со сложившимися обстоятельствами. Скорцени же оставалось уповать на радиосвязь, которая позволяла в случае необходимости передать новые указания и скоординировать совместные действия. После обнаружения отряда Шерхорна следовало соорудить в занятом им лесу взлетно-посадочную полосу. Тогда можно было бы постепенно эвакуировать солдат на самолетах.

В конце августа первая группа поднялась в воздух на «Хенкеле-111», предоставленном командованием 200-й эскадрильи. С лихорадочным нетерпением ждали во Фридентале возвращения самолета — ведь предстояло пролететь более пятисот километров над вражеской территорией (к тому времени линия фронта проходила через Вистюль). Поскольку подобный полет мог состояться только ночью, истребители не могли сопровождать транспортный самолет. В ту же ночь состоялся сеанс радиосвязи между разведчиками и группой П.

— Неудачная высадка, — докладывали парашютисты. — Попробуем разделиться. Находимся под пулеметным огнем.

Связь на этом оборвалась. Возможно, пришлось отступить, бросив передатчик. Проходили одни сутки за другими, а по радио доносился лишь негромкий треск атмосферных помех. Ничего больше, никаких новостей от группы П.

— Скверное начало! — Скорцени был явно раздосадован. — Но ставить крест на всей операции еще рано.

В начале сентября отправилась в полет вторая группа, под командованием фенриха С. [10] По возвращении пилот доложил, что парашютисты выпрыгнули точно в указанном месте и достигли земли без происшествий. Однако следующие четыре дня и ночи радио молчало. Оставалось единственное объяснение — еще один провал, еще одна катастрофа. Но на пятую ночь немецкое радио, от которого все равно неутомимо ждали проявления хоть каких-нибудь признаков жизни, уловило ответ. Сначала пошел настроечный сигнал, затем особый сигнал, означавший, что коммандос вышли на связь без помех (не лишняя предосторожность: отсутствие сигнала означало бы, что радист взят в плен и его силой заставили выйти на связь). И еще великолепная новость: отряд Шерхорна существует, и фенриху С. удалось его обнаружить!

«На следующую ночь подполковник Шерхорн сам сказал несколько слов — простых слов, но сколько в них было сдержанного чувства, глубокой благодарности! Вот прекраснейшая из наград за все усилия и тревоги!» — вспоминал, годы спустя, сам Скорцени.

Через сутки после группы С. вылетела третья пятерка, с унтер-офицером М. во главе. Скорцени так никогда и не узнал, что с ней случилось. Раз за разом немецкие радисты настраивались на ее волну, повторяли позывные… Долгие томительные минуты, часы, дни, недели… Ответа так и не последовало. Группу М. поглотили неприветливые белорусские леса.

Ровно через двадцать четыре часа вслед за группой М. на задание отправилась и четвертая группа, которой командовал фенрих Р. Четыре дня она регулярно выходила на связь. После приземления двинулась к Минску, но не могла строго держаться этого направления, поскольку то и дело натыкалась на советские военные патрули. Иногда она встречала дезертиров, которые принимали ее за товарищей по несчастью. В целом большая часть населения в этой части Белоруссии была настроена довольно дружелюбно к немцам. На пятый же день сеанс связи неожиданно прервался. Скорцени даже не успел сообщить координаты отряда Шерхорна. Вновь потянулось тревожное, нестерпимо долгое ожидание. Каждое утро дежурный офицер грустно докладывал: «Никаких вестей от групп Р., М., и П». Наконец через три недели Скорцени получил телефонограмму откуда-то из района литовской границы: «Группа Р. перешла линию фронта без потерь».

Как и следовало ожидать, отчет Р. чрезвычайно заинтересовал разведывательные службы. Ведь случаи возвращения немецких солдат с занятых русскими территорий были крайне редки.

В своем подробном отчете Р. особенно подчеркивал беспощадность, с которой советское командование претворяло в жизнь принцип тотальной войны, мобилизуя все силы, а в случае необходимости используя даже женщин и детей. Если не имелось свободных транспортных средств, местному гражданскому населению приходилось за многие километры катить бочки с горючим — порой почти до линии огня — или по цепочке передавать снаряды прямо на артиллерийские позиции.

«Бесспорно, нам (немцам — В. Т.) было чему поучиться у русских!» — воскликнул в сердцах Скорцени, внимательно изучив наблюдения Р. А они были действительно интересны.

Благодаря безукоризненному знанию русского языка фенрих Р. оказался вне подозрений. Переодетому лейтенантом Красной Армии, ему хватило смелости проникнуть в офицерскую столовую и получить обед. Несколькими днями позже Р. добрался до наших передовых частей, полностью сохранив свою группу.

Теперь Скорцени предстояло удовлетворить наиболее насущные нужды отряда Шерхорна, более трех месяцев находившегося в полной изоляции и лишенного буквально всего. Шерхорн просил прежде всего побольше медицинских препаратов, перевязочных средств и собственно врача. Первый прыгнувший с парашютом врач при приземлении в темноте разбился — сломал себе обе ноги — и через несколько дней скончался. Следующему повезло больше, и он приземлился целым и невредимым. Потом немцы стали сбрасывать маленькой «армии» продовольствие, одежду. Из донесения врача следовало, что состояние раненых плачевно, и Шерхорну было приказано немедленно приступить к подготовке эвакуации.