В течение двух-трех ночей 200-я эскадрилья высылала по несколько самолетов для снабжения затерянного в лесу лагеря. К сожалению, ночная выброска контейнеров не могла быть очень точной: зачастую спускаемые на парашютах, они опускались в недоступных местах или оставались ненайденными в лесных зарослях, хотя солдаты Шерхорна вели непрерывные поиски. Тем временем совместно со специалистами эскадрильи Скорцени подготовил план эвакуации, решив использовать в качестве аэродрома обширную лесную поляну, обнаруженную невдалеке от лагеря Шео-хорна. Операцию решили проводить в октябре, в период наиболее темных безлунных ночей, наметив в первую очередь вывезти на самолетах раненых и больных, а уж затем здоровых.

К Шерхорну направили специалиста по быстрому развертыванию взлетно-посадочных полос в полевых условиях. Но едва начались подготовительные работы, как русские мощным ударом с воздуха сделали выбранное место непригодным. Пришлось изыскивать другой способ. После переговоров с Шерхорном решили, что отряду следует покинуть обнаруженный лагерь и совершить 250-километровый переход на север. Там, в окрестностях Дюнабурга, что возле прежней русско-литовской границы, находилось несколько озер, которые замерзали в начале декабря Когда лед достаточно окрепнет, озера превратятся в подходящие аэродромы для транспортных самолетов.

Проделать столь долгий путь в тылу врага — дело не простое. Шерхорн предложил разделить отряд на две маршевые колонны. Первой, под командованием фенриха С., надлежало идти строго на север, выполняя роль разведки и войскового авангарда. Вторая, под командованием Шерхорна, должна была идти параллельным курсом, но немного сзади. Следовало снабдить людей теплой одеждой и прочими необходимыми материалами. Для двух тысяч человек такая операция требовала огромного количества вылетов. Скорцени послал им девять радиопередатчиков, чтобы при дроблении отряда каждая часть имела связь с другими и с центром.

Поздней осенью 1944 года колонны медленно потянулись на север. Тарантасов и телег было мало, на них с трудом уместили больных и раненых. Кто мог, тот шел пешком. Переход оказался намного более длительным, чем Скорцени предполагал. В среднем за день преодолевали десять — двенадцать километров. Шерхорн был вынужден то и дело останавливать отряд для отдыха на день-другой, и тогда за неделю не удавалось пройти и сорока километров. С другой стороны, не обходилось без кровопролитных схваток с русскими военными патрулями, число погибших и раненых росло с каждым днем, и темпы продвижения, естественно, снижались. Мало-помалу все, хорошо знавшие русских, теряли последние надежды. Шансы Шерхорна на возвращение в Германию были слишком малы.

По мере продвижения отряда к линии фронта маршрут самолетов снабжения укорачивался, но определить место выброски становилось все труднее и труднее. По радиосвязи Скорцени старался уточнить координаты на карте, испещренной разными значками. Несмотря на предосторожности, несметное число тюков и контейнеров попало в руки «СМЕРШ», НКВД и местной милиции, которые, надо отдать им должное, справлялись со своими задачами лучше людей Шерхорна.

Но даже не это было главной заботой Скорцени. С каждой неделей количество горючего, выделяемого 200-й эскадрилье, неизменно сокращалось, тогда как потребности в нем отнюдь не уменьшались. Время от времени Скорцени удавалось в виде исключения урвать дополнительно сорок пять — пятьдесят тонн, но каждая новая просьба натыкалась на все большие трудности. Несмотря на отчаянные мольбы Шерхорна, пришлось сократить число вылетов самолетов снабжения. Ни Шерхорн, ни его солдаты, в невероятно сложных условиях пробивавшиеся через русские леса и белорусские болота, не в состоянии были понять проблемы центра. Чтобы поддержать их дух, их веру в стремление помочь всеми имеющимися средствами, Скорцени при каждом радиосеансе старался проявлять неизменный оптимизм.

Несмотря на все сложности, вызванные военными поражениями Германии, он не упускал из виду эту операцию. Сообщения, все еще регулярно приходившие от Шерхорна, были полны отчаяния:

«Высылайте самолеты… Помогите нам… Не забывайте нас…»

Единственная хорошая весть: Шерхорн встретил группу П., первую из четырех заброшенных групп, которую считали бесследно сгинувшей в августе 1944 года. В дальнейшем содержание радиосообщений стало для Скорцени настоящей пыткой. Центр был уже не в состоянии посылать более одного самолета в неделю. Перелет туда-обратно превышал восемьсот километров. Да и количество отправляемых грузов таяло на глазах. День и ночь Скорцени ломал голову, изыскивая возможности помочь людям, которые не сломились, не сложили оружия. Но что было делать?

К концу февраля группе Скорцени уже перестали выделять горючее. При одной лишь мысли об огромных его запасах, захваченных противником в ходе наступления, Скорцени охватывало бешенство. На каждом из аэродромов Вартегау, занятых советскими войсками, имелось по несколько сот тонн авиационного горючего!

27 февраля фенрих С. прислал в центр следующее сообщение: «Отряд прибыл в намеченный район возле озер. Без немедленной поддержки умрем от голода. Можете ли вы нас забрать?»

По мере расходования элементов питания передатчика призывы о помощи становились все более настойчивыми, а центр был уже не в состоянии помочь. В конце С. просил доставить хотя бы батареи питания:

«Мы больше ничего не просим… только говорить с вами… только слышать вас».

Крах и невероятный хаос, поразившие многие службы вермахта весной 1945 года, окончательно добили команду Скорцени. Не могло быть и речи о вылете самолета с помощью для несчастных, тем более об их эвакуации.