Одна латышка, вернувшаяся на родину в сентябре 1945 года в вагоне товарного поезда, в котором ехало сорок пять человек и их багаж, вспоминала:

«Мы поставили метки с двух сторон, и я примостилась на них, как курица на насесте. Возле меня было крошечное оконце с гвоздем и веревкой, и мы повесили туда детский горшок. В другом конце вагона еще одна мать сделала то же самое. Когда кому-нибудь нужно было воспользоваться горшком, on просил передать ему «розочку»: уборной в вагоне не было… Через несколько дней, кружным путем, мы прибыли в Житомир. К этому времени у нас в вагоне умерла одна старушка, и когда поезд остановился, мы попросили охранников позволить нам похоронить ее. Выкопав могилку прямо возле насыпи, мы положили туда старую латышку в белой простыне. Вдруг в последний момент к нам подбежала молодая украинка из другого вагона с мертвым ребенком на руках; мы положили его возле старушки и похоронили их вместе, поставили на могиле крест, положили цветы.

В этом же вагоне находился известный латышский музыкант профессор Жуберт. Он умер во время пути, 11 октября, и в течение семи часов тело его оставалось в вагоне. Когда поезд остановился, обитатели вагона стали молить охранников разрешить похоронить профессора, но те велели оставить голое тело музыканта на платформе, пообещав похоронить его позже с другими трупами.

Мы надели на профессора белье и носки, обвязали его чистой мешковиной, и два парня из нашего вагона осторожно вынесли и уложили тело на платформе. Мы простояли на этом полустанке до следующего дня. Вечером разразилась гроза, начался ливень. Поезд перевели на другие пути. Наутро эти двое парней пошли посмотреть, похоронили ли уже профессора. Они вернулись бледные от ужаса: тело профессора все еще лежало на насыпи, в грязи, с него сняли все, что на нем было… Мы скрыли это страшное известие от его жены».

Подавляющее большинство репатриированных из проверочно-фильтрационных в исправительно-трудовых лагерей — казаки, сдавшиеся в плен в Австрии — оказались в лагерном комплексе в районе Кемерова, в Центральной Сибири, где многие умерли от невыносимых условий. Власовцы были рассеяны по разным лагерям и тюрьмам, их видели и в Бутырках, и в Караганде, и в Воркуте (советских аналогах Майданека, Освенцима и Бухенвальда).

«В 1945 году появились еще тысячи военнопленных, на сей раз члены армии Власова, воевавшие на стороне нацистов. Многие были в кандалах. Этих несчастных послали добывать уголь в отдаленных зонах. Я познакомилась с одним из них, полковником, попавшим к нам в больницу. Узнав, что я тоже политическая, он сказал мне, что, наверное, его скоро расстреляют, но его ненависть к режиму переживет его», — вспоминала свидетельница описываемых событий.

Бывший (бежавший на Запад) офицер «СМЕРШ», имевший доступ к документам этой организации, сообщил некоторые цифры:

всего из ранее оккупированных районов в 1943–1947 годах было репатриировано около пяти с половиной миллиона русских. Из них:

20 % — расстреляны или осуждены на 25 лет лагерей (что по сути дела равносильно смертному приговору).

15—20 % — осуждены на пять — десять лет лагерей;

10 % — высланы в отдаленные районы Сибири не менее чем на шесть лет;

15 % — посланы на принудительные работы в Донбасс, Кузбасс и другие районы, разрушенные немцами. Вернуться домой им разрешалось лишь по истечении срока работ;

15—20 % — разрешили вернуться в родные места, но им редко удавалось найти работу. Среди последних были очень часты случаи самоубийств.

Эти весьма приблизительные данные не дают при сложении 100 %. Вероятно, недостающие 15–25 % — это люди, «скрывшиеся» уже в СССР, умершие в дороге или сбежавшие.

После нападения Германии на Советский Союз с немецкими властями активно сотрудничали бывшие участники Белого движения, бежавшие из России после окончания Гражданской войны, в том числе Петр Николаевич Краснов и Андрей Григорьевич Шкуро — казачьи генералы-эмигранты. Когда вермахт занял казачьи районы Дона, Кубани и Терека, генералы и их эмиссары агитировали казаков бороться вместе с немцами против большевиков. Общими усилиями был сформирован 15-й казачий корпус, в командный состав которого входили немцы и эмигранты. А в рядовой состав — ушедшие вместе с немцами донские и кубанские казаки. Командовал корпусом немецкий генерал Гельмут фон Панвиц. В мае 1945 года казачий корпус, ранее сражавшийся против партизан в Югославии, сдался в плен английским войскам в Австрии. Однако англичане выдали их советской стороне. (В обмен английская сторона получила гросс-адмирала Эриха Редера и еще несколько высших офицеров вермахта, захваченных Красной Армией.)

В «СМЕРШ» было принято решение: всех казачьих генералов и офицеров расстреляют, а рядовых, если они будут работать, даже будут кормить.

Военной коллегии Верховного суда Союза ССР

Военная Коллегия Верховного суда СССР рассмотрела дело по обвинению арестованных агентов германской разведки, главарей вооруженных белогвардейских частей в период Гражданской войны атамана Краснова П. Н., генерал-лейтенанта белой армии Шку-ро А. Г., командира «Дикой дивизии» — генерал-майора белой армии князя Султан-Гирей Клыч, генерал-майора белой армии Краснова С. Н. и генерал-майора белой армии Доманова Т. И., а также генерала германской армии, эсэсовца фон Панвиц Гельмута в том, что, по заданию германской разведки, они в период Отечественной войны вели посредством сформированных ими белогвардейских отрядов вооруженную борьбу против Советского Союза и проводили активную шпионско-диверсионную и террористическую деятельность против СССР. Все обвиняемые признали себя виновными в предъявленных им обвинениях.

В соответствии с п. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года, Военная Коллегия Верховного Суда СССР приговорила обвиняемых Краснова П. Н., Шкуро А. Г., Султан-Гирей, Краснова С. Н., Доманова Т. И. и фон Панвиц к смертной казни через повешение.

Приговор приведен в исполнение [20] .

Бывшие белые генералы не каялись и до конца оставались противниками большевизма. Все они вместе с фон Панвицем были приговорены к смерти и повешены.

Смершевцам нашлась работа и в Китае, где Красная Армия вела бои с японскими вооруженными силами.

9 августа 1945 года начались военные действия на Дальнем Востоке, а уже 15 августа японский император объявил по радио о капитуляции Японии, которая была выполнена Квантунской армией в Маньчжурии и Корее к 19 августа. 18 августа в районе Харбина спустился на самолетах советский десант, а в двадцатых числах августа стали входить основные вооруженные силы. Ввод советских войск осложнялся тем, что в Маньчжурии с середины июля до середины августа, как обычно, наступил период ежедневных дождей и все грунтовые дороги раскисли так, что ни танки, ни другая боевая техника не могли передвигаться. Пришлось перешивать железную дорогу с узкой на широкую (советскую — 1524 миллиметра) колею и доставлять в Харбин военную технику на платформах.