Шрифт:
Под стать начальнику был и заместитель Голикова по репатриационной комиссии — генерал-майор К. Д. Голубев. Он был настоящий гигант — под два метра, но, как отмечал современник, «его умственные способности никак не соответствовали размерам его тела».
Впрочем, роль Голикова и Голубева в реальной работе комиссии была ничтожна, они являлись всего лишь представительными марионетками. Настоящую же работу выполняли кадровые офицеры Главного управления контрразведки «СМЕРШ» — за границей, и НКВД — внутри страны.
Советские репатриационные комиссии (читай: филиалы «СМЕРШ») растеклись по всей Европе. Западные офицеры, столкнувшиеся с полковниками и генералами, возглавлявшими эти миссии, вспоминали об одном и том же: в разговорах о военных делах советские офицеры проявляли полное невежество и приходили в полное замешательство.
Так, глава репатриационной комиссии в Париже генерал Вихорев бормотал:
«Я не служил во время войны в авиации… Я был в других войсках»…
Ларчик открывается просто. Как объясняет бывший офицер «СМЕРШ», «все сотрудники этих миссий были профессиональными чекистами». Голиков и Голубев были хотя бы еще и профессиональными военными. Но подавляющее большинство смершев-цев и вовсе не нюхало пороха. Их участие в военных действиях сводилось к обезвреживанию агентов-диверсантов (как правило в пропорции двадцать чекистов на одного парашютиста) или, что было крайне редко — к коротким перестрелкам с теми же диверсантами.
И вот таким людям было дано право запихивать героев войны в вагоны для скота, покрикивая на них:
«Почему попал в плен?»
«Почему не застрелился?»
«Почему не бежал?»
«Почему не убивал власовцев?».
В репатриационных миссиях смершевцам был предоставлен небывалый простор для выполнения их разнообразных задач. Там же, где полной свободы действий не было, прибегали к внедрению тайных агентов, запугиваниям, угрозам, шантажу. Впрочем, для поимки тех, кто был признан советским гражданином, никаких сверхъестественных усилий не требовалось: англичане и американцы с величайшей готовностью выдавали их сами, задача же сотрудников миссий сводилась к тому, чтобы склонить максимальное число пленных к «добровольному возвращению» на родину.
Это было важно по нескольким причинам.
Во-первых, многочисленные отказы могли вызвать опасные настроения среди союзных солдат, назначенных проводить репатриацию.
Во-вторых, английским политическим деятелям было проще оправдывать свою политику, утверждая, что число русских военнопленных, отказывающихся вернуться на родину, невелико. Кроме того, имелись еще и лица со спорным гражданством, которых англичане и американцы и вовсе не могли репатриировать без добровольного согласия.
Агенты «СМЕРШ» и НКВД действовали по-разному: открыто, через своих аккредитованных представителей, и тайно, через секретных сотрудников, внедренных или завербованных среди военнопленных. Для выяснения имен уклоняющихся от репатриации допрашивали репатриированных пленных. Допрашивали и тех, кто решительно отказывался вернуться на родину. В других случаях оказывалось достаточно менее суровых мер.
В мае 1945 года среди тех, кто добровольно согласился вернуться, оказался некий Владимир Оленич. Позже он рассказывал, как допрашивающий его сотрудник «СМЕРШ» напомнил ему о семье, живущей в СССР. Одного этого упоминания оказалось достаточно. Оленич понял, что угрожает его близким, если он откажется вернуться, и согласился назваться советским гражданином, хотя и был поляком.
В лагерях для военнопленных «СМЕРШ» быстро организовал «внутренний круг» агентов и информаторов во главе с «комиссарами». Информаторы составляли «черные списки» тех, кто не желал репатриироваться, сообщали о планируемых побегах. Иногда этих действительных или мнимых пособников «СМЕРШ» убивали. Так, в лагере под Веной один пленный застрелил своего товарища, заподозрив его в составлении списков для «СМЕРШ». В рядах РОА и казачьих частях наверняка было множество советских агентов еще до сдачи в плен. Вообще же, в репатриационных операциях наравне с офицерами «СМЕРШ» нередко принимали участие и бывшие пленные. Во Франции, например, из шестидесяти чекистов, работавших в миссии генерала Драгуна, половина была штатными смершевцами, присланными из СССР, остальные же — бывшие военнопленные, рассчитывавшие заслужить прощение.
Следующим шагом «СМЕРШ» и НКВД в работе с пленными, после отбора и перевозки их домой, был прием репатриантов в СССР. Однако многие пленные расставались с жизнью, едва ступив на контролируемую советскими войсками землю.
«Таймс» 4 июня 1945 года писала, что в Берлине «с изменниками из власовской армии советские расправляются скопом».
Об обменном пункте в Торгау говорилось:
«Целое крыло тюрьмы было выделено для приготовленных к смертной казни, большинство которых составляли солдаты армии Власова. Они кричали из зарешеченных окон: «Мы умираем за Родину, а не за Сталина». Огромное множество казаков, выданных в Австрии, — в том числе большая часть офицеров — были расстреляны в первые же дни после выдачи на Юденском металлургическом заводе, на сборном пункте в Граце [Австрия — В. Т.], по дороге в Вену».
С пленными расправлялись и другими способами: одного из них привязали к двум березам и разорвали, другого пристрелили «при попытке к бегству», третьего… впрочем, был бы человек, а способ его уничтожить найдется. Сколько из пленных погибло вот так сразу после выдачи — неизвестно, но, верно, счет идет на сотни тысяч. Возможно, покончившие с собой и вправду выбрали не самое худшее.
Из уцелевших большинство проходили через изощренную систему допросов и издевательств. Все их пожитки, включая смену одежды, повсеместно конфисковывали и уничтожали; мужчин, женщин и детей сразу же отделяли друг от друга для последующей отправки в разные лагеря. На берегах Эльбы офицеры «СМЕРШ» следили за прибывающими из американской зоны баржами с перемещенными лицами из Тангермюнде. Смершевцы радушно встретили соотечественников, но стоило американцам уехать, как картина разом изменилась, раздались крики: «Эй, вы, предатели, быстренько складывайте вещички и стройтесь». Злобные псы рвались с поводков, яростно лая на ошеломленных репатриантов.