Но за кулисами творились страшные дела. Лейтенант норвежской армии Гарри Линдстром прибыл в Мурманск с теми же транспортами, что и русские. Весь день 7 ноября до него доносился треск автоматных очередей. Он поинтересовался у двух советских офицеров, находившихся на судне, что происходит. Те ответили, что не знают. На это норвежский репортер Олаф Риттер не без сарказма заметил, что это, вероятно, дают салют в честь советских военнопленных, вернувшихся из Англии.

Среди уехавших действительно было много старых эмигрантов. Путь их лежал в центр «СМЕРШ» в Граце (Австрия), а оттуда — в лагеря смерти в Кемеровской и Магаданских областях, около сибирского города Томска.

Репатриант Никита Кривошеин:

«Вы говорите, что мало знаете об этом периоде — так ведь это проблема общая: и в Советском Союзе, и на Западе об этом почти ничего не известно. Сколько уже вышло книг и исследований о выдаче союзниками казаков, перемещенных лиц, военнопленных. История оказалась слепой только по отношению к репатриации белой эмиграции. Было всего несколько оттепельно-пропагандных публикаций. Первая, самая известная, — Льва Любимова в «Новом мире»; в Саратовском издательстве вышла книга Мейснера; были публикации Рощина, и, кажется, все.

Репатриация началась после указа 1946 года. Не надо думать, что ехали либо люди прокоммунистически настроенные, либо неудачники, те, кто не сумел внедриться в западную жизнь. Среди людей, взявших советские паспорта (точной статистики нет, но тысяч пятнадцать, наверное, — это очень много для Франции), уехало не менее пяти — шести тысяч. Почти поехал Бердяев, паспорта взяли и князь Оболенский, и Сергей Самарин. Я заведомо знаю, что мать Мария — сегодня идет речь о ее причислении к лику блаженных — после войны собиралась вернуться в Советский Союз и там ходить по дорогам странничать. Долго бы она, как вы понимаете, не проходила. Много священников вернулось — их-то уж не заподозрить в симпатиях коммунистам. Естественное объяснение этому всему — парадоксальный союз с Великобританией и США во Второй мировой войне.

По логике вещей, Сталин и Гитлер, как сиамские близнецы, должны были оставаться вместе, но они передрались, и в результате возник союз СССР с Западом. Кроме того, по ходу войны, чтобы за ним пошел народ, Сталину пришлось вернуть погоны, открыть церкви, воззвать к Дмитрию Донскому. Плюс «единая и неделимая», за которую когда-то сражаюсь Белая армия, — тут не только Польша и Прибалтика возвращены в империю, но еще и больше, чуть проливы не взяли. И газета «Правда» уже выходила не под лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», а «За нашу Советскую Родину!», и по радио уже стали петь не «Вставай, проклятьем заклейменный…», а «Славься, Отечество».

Люди подумали, что началась дебольшевизация, и это подтверждалось присылкой во Францию Симонова, Оренбурга, многих киноактеров, изданием газеты, открытием двух кинотеатров. Когда на Парижскую конференцию в 1946 году приехал Молотов, то с ним обедали адмирал Вердеревский, князь Оболенский, Ремизов, тот же Бердяев. Был такой всеобщий патриотический порыв. И малое утешение этой наивности, почему даже не сказать глупости, — то, что в среде советской интеллигенции (и этому есть литературные свидетельства: у Твардовского в последней части «Теркина», во многих текстах и стихах Пастернака) тоже появились надежды на то, что и этот союз с Западом, и страдания военные, фронтовые приведут к дебольшевизации и возврату к национальному государству. Дальше не стоит рассказывать — все знают, как сложилось на самом деле.

Было несколько выездов, несколько пароходов. Среди взявших советские паспорта была волна насильственно высланных французской администрацией, боявшейся распространения коммунистической пропаганды. В такую первую волну высылок попал и мой покойный отец — впоследствии французское правительство признало высылку ошибочной и отменило постановление 1947 года.

Но очень быстро советская власть перестала пускать эмигрантов: люди оставались с советскими паспортами во Франции, часть из них потом шумно отказалась от советского гражданства, часть так и доживала, избавляясь от них постепенно.

— Какой был смысл этой акции Сталина?

— Смысл был двоякий: выудить из Франции и заманить наиболее активную, политически действенную часть эмиграции и свести с ней счеты по прибытии. На осуществление этой акции были пущены огромные усилия очень успешно сработавшей пропагандной машины.

По прибытии всех распределяли по провинциальным городам, и практически сразу, с лета 1949 года, начались аресты, массовые посадки, многие посаженные, конечно, в лагерях погибли. После смерти Сталина практически все выжившие были реабилитированы [18] ».

Франция.

Подлежащих репатриации русских со всей Франции собрали в центральном сборном пункте в Париже. Отсюда они разъехались по транзитным лагерям, крупнейшим из которых был Боригар, под Парижем. Первые несколько месяцев с будущими репатриантами обходились очень мягко: охрана в лагерях была поставлено плохо, и работники миссии генерала Драгуна в разговорах с пленными постоянно подчеркивали, что дома их всех ждут теплый прием и амнистия. Один из пленных, хлебнувший страшных немецких лагерей, вспоминает, как многообещающе звучали речи советского посла Богомолова. Правда, дело несколько портили мрачные угрозы, которые в подпитии бормотал старший офицер «СМЕРШ», но к ним мало кто прислушивался…