Но вместо того, чтобы искать (и найти!) истинного виновника, Тимур полжизни злился на Людвига, лелеял в себе эту злость, пытался ненавидеть человека, который его спас.

Который каждый раз его спасал.

Который…

— Дыши! — велел Людвиг.

Тимур хотел сказать, что не может, но для этого пришлось бы вдохнуть. И он вдохнул — с трудом, с хрипом. Сразу же раскашлялся так, что из глаз брызнули слёзы. Людвиг протянул стакан, в котором ещё осталось немного воды, и вполголоса заметил:

— Кажется, ромашковый чай всё-таки не помешает.

— Прости меня…

— Эй, ну что опять началось? Вчера же всё обсудили. Мне не за что тебя прощать, потому что ты мне ничего не сделал.

— Ты мог умереть из-за меня. Тебя били. И вчера… Я мог тебя убить.

— Не убил же. Наоборот, вылечил. Так что всё, прекрати заниматься самоедством и попытайся уснуть, потому что…

Фразу прервал звонок домофона.

— А, нет, не спи пока, — мгновенно передумал Людвиг. — С врачом сначала поговори, а потом отсыпаться будешь.

— С каким врачом? — Тимур чувствовал, что спрашивает что-то совершенно очевидное, но разболевшаяся голова категорически не желала додумывать ответ самостоятельно.

— С дежурным, наверное. Кто-то же должен по воскресеньям больничные открывать, да? Чтобы ты на следующей неделе уроки прогуливал не просто так, а на законных основаниях. — Людвиг шмыгнул в коридор и нажал на кнопку домофона, даже не спросив, кто пришёл. Потом пощёлкал замками. — Представляешь, мы, оказывается, всю ночь с открытой дверью провели! Ксюха вчера не заперла, а я и не проверил. Вот веселуха бы получилась, если бы кто-нибудь решил в гости заглянуть, а у тебя посреди комнаты волк дрыхнет, да? Эм… Привет?

«Привет» прозвучало настолько напряжённо и удивлённо, что Тимур сразу понял — что-то не так. Не с такой интонацией дежурного терапевта приветствуют.

Он даже попытался встать и посмотреть, кто пришёл, но чугунная голова накрепко приросла к подушке.

А потом в комнату хлынули звуки: рычание, грохот, возня, снова рычание.

Кажется, пришёл всё-таки не врач. Или не тот врач, которого вызвал Людвиг.

Когда из коридора в гостиную ввалился меховой комок, рычащий и визжащий на все лады, Тимур даже не удивился. Он давно привык, что если что-то в жизни может пойти не так — оно обязательно пойдёт не так, причём это «не так» окажется максимально некомфортным для всех участников.

Так что этим утром (кажется, было всё ещё утро) в гости не мог заглянуть, например, Фёдор, или соседка, или даже электрик, проверяющий показания счётчиков. Нет! Именно в этот день к Тимуру должна была зайти именно Диана!

То есть, конечно, не должна была.

Но когда её вообще интересовало чужое мнение на это счёт?

Меховой комок врезался в шкаф (стеклянные дверцы опасно зазвенели) и распался на двух скалящихся волков: крупного серого и рыжего (рыжую!) помельче. Впрочем, волчица так распушилась от эмоций, что почти не уступала противнику в размерах.

Людвиг, наверное, тоже мог вздыбить шерсть на загривке, но почему-то предпочёл этого не делать. Он вообще почти ничего не делал, только отступал, уворачивался от чужой клыкастой пасти и изредка взрыкивал, в то время как Диана напрыгивала на него то с одной стороны, то с другой, злобно сверкала глазами, прижимала уши и материлась на непереводимом волчьем наречии.

Трогать её в таком состоянии было опасно — могла и за руку цапнуть ненароком. Потом бы, конечно, сама и залечила, но от этого не легче.

Впрочем, чтобы её тронуть, надо было сначала встать, а Тимур не был уверен, что осилит этот подвиг самостоятельно.

— Хватит, — тихо попросил он.

Его либо не услышали, либо проигнорировали: Диана снова прыгнула на Людвига, тот с трудом увернулся, подставив меховое плечо вместо шеи, щёлкнул зубами над самым ухом Дианы (наверняка мог и укусить, но сдержался), кое-как вырвался и забился под журнальный столик.

Диана раздражённо выплюнула на пол клок серой шерсти и снова зарычала.

Тимур вдохнул поглубже, собрал волю в кулак, приподнялся и приказал:

— Прекратите разносить мою квартиру! Немедленно!

И снова закашлялся.

Кажется, волки среагировали больше на кашель, чем на приказ, но оба наконец-то замерли и обернулись. Диана смотрела жалостливо, Людвиг — жалобно, и непонятно было, какой из этих взглядов переносить тяжелее.

— Точно, я же тебе чай обещал, — вспомнил Людвиг, выбираясь из-под столика уже в человеческом облике (хотя в волчьем наверняка было бы проще). — Дин, меня же нюх не подводит, у тебя в той зелёной банке ромашка, да?