— Они так считали? — Кажется, сегодняшний день решил окончательно добить Тимура. Вернее, то, что от него осталось.

— Ну да. Вы не знали? — Ксюша высунула нос из волчьих объятий.

Тимур покачал головой. Наверное, он должен был догадаться, но у него даже мысли не возникало, что кто-то может подумать о чём-то подобном. Он вот никогда не думал. И дело было не только в этических и уголовных запретах. Он вообще не рассматривал никого из учениц с точки зрения романтики, даже самых длинноногих и фигуристых старшеклассниц.

Не потому, что запрещено, а потому, что просто в голову не приходило. И в другие части тела тоже.

Они же дети!

— Поэтому я и говорю, что это моя вина, — вздохнула Ксюша. — Я-то знала. А вы просто слишком хороший, чтобы о таком думать и слушать глупые сплетни.

— Я — взрослый. И учитель. И… — Вот уж хорошим Тимур бы себя точно не назвал, но подумал, что если продолжит отпираться в том же духе, то со стороны это будет выглядеть как пустое нытьё и самобичевание. Но мысль до конца всё же довёл: — Я не должен был переступать границы… Я… наверное, вообще не гожусь в учителя. Может, и правильно, если уволят!

— Да вы что, с ума сошли?! Я, может, только ради ваших уроков вообще в школу ходила! И не только я, между прочим!

— Так! У меня вопрос! — вмешался Людвиг. И немедленно зафыркал, отплёвываясь от шерстяных ниток, попавших в рот. — Точнее, один вопрос и одна просьба. Во-первых, ребёнок, сними шапку, здесь же тепло. А во-вторых, что вообще произошло? Я явно пропустил что-то интересное.

— Не то чтобы очень интересное, — вздохнула Ксюша. — Я бы этому бразильскому сериалу поставила три балла из десяти, да и то за персонажей.

— Подожди! Буквально вчера вечером наш сериал был индийским ремейком Санта-Барбары!

— А утром превратился в бразильскую мелодраму. Вот как бабушка в почтовый ящик заглянула — так и превратился. Потому что в ящике лежало письмо. Ну, не совсем письмо… просто конверт такой белый, неподписанный. А в нём фотки. А на фотках — мы с Тимуром Игоревичем во всяких двусмысленных ситуациях. Если не знать, в чём дело, то можно подумать, что мы на свидании, или что-то типа. В общем, бабушка в итоге даже на работу не пошла, ворвалась обратно в квартиру и устроила мне разнос. Часа два орала. Я пыталась ей объяснить, что в школу опаздываю, а она сказала, что ни в какую школу я сегодня не пойду, и вообще никуда больше не пойду, буду дома сидеть, под присмотром. К батарее она меня, конечно, не приковала, но полдня ходила за мной хвостом, буквально глаз не сводила. Не при ней же сюда перемещаться, такого она точно не переживёт. Пришлось с боем прорываться в подъезд, и оттуда… — Ксюша снова вздохнула.

Носом она уже почти не шмыгала, но Тимур понимал, что это временно. За лаконичным «часа два орала» явно пряталось много злых и обидных слов и ещё больше — эмоций.

— Она тебе не поверила? — спросил он, прекрасно зная, каким будет ответ.

— Она меня даже не слушала. Слова вставить не дала. Ей же лучше знать, с кем я сплю. Как заладила своё «вся в мать» — так и понеслось. А у вас что?

— А у меня Елена Михайловна. И тоже фотографии, уж не знаю, в конверте или нет, но подозреваю, что те же самые. Так что на меня тоже с утра поорали, но в итоге всё-таки выслушали и даже поверили.

— Значит, не уволят? — с надеждой спросила Ксюша.

— Не знаю. Пока нет, но если фотки всплывут где-то ещё, то… А есть у меня подозрение, что они рано или поздно всплывут.

— Бред какой-то! — Людвиг наконец-то выпустил сестру и вдруг резко развернулся к Тимуру и рявкнул: — Кому сказал, не трогать!

Тимур вздрогнул всем телом. Что-то тёмное и бесформенное пронеслось мимо него и с разгона нырнуло под кресло.

— Это он и есть? Боггарт?

— Да. Зараза ненасытная.

— Ему тяжело сдерживаться, потому что вы незнакомый и вкусный, — тихо, словно извиняясь, произнесла Ксюша.

— А ты откуда знаешь?

— Он очень громко думает. То есть не совсем думает, не так, как люди. Просто транслирует эмоции и ощущения. Иногда, когда хочет, чтобы его услышали. И сейчас он очень хочет вас попробовать.

— Так и знал, что этим кончится, — недовольно пробурчал Людвиг. — Пошли-ка в реальный мир, а то действительно не сдержится.

— А может, пускай… — предложил Тимур. — Пусть попробует, переживу как-нибудь. Я же правильно понимаю, что ты не сможешь дать мне ключ от этого места, пока его хозяин меня не признает?

— Дать-то смогу, мне не жалко, но он всё равно работать не будет, пока ты не… как бы сказать-то… пока боггарт не насытится твоими эмоциями. То есть, понимаешь, он не просто надкусит и попробует, он в тебя вцепится и не отпустит, пока не доберётся до самого потаённого страха. И только если этот страх придётся ему по вкусу — тогда и… Впрочем, я уверен, что ему понравится. Но боюсь, что не понравится тебе.

Звучало, вопреки смыслу сказанного, не так уж и жутко.

Тимур всё время чего-то боялся, он привык бояться. С возрастом научился прятать постоянную тревогу и сохранять хотя бы видимость спокойствия, но внутри всё каждый раз сжималось от затаённых «А вдруг случится что-то плохое? А вдруг что-то уже случилось, просто я пока об этом не знаю?».