— Мозг. Человеческий? — не понял я. — Это как? После смерти человека его мозги пересаживают в этих… как ты сказал — киборгов?

— Не совсем так. Пересаживают от живого человека.

Я в полном замешательстве воззрился на парня, какое-то время даже прийти не мог в себя. В висках противно и больно застучали молоточки. На миг представил себя, запертым в железной коробке, без шанса выбраться оттуда. И мурашки пробежали по спине.

— Подожди, и кто же захочет перенести свои мозги в этих железных уродов? Тимур, ты шутишь что ли?

— Никто не хочет. Это делают насильно. Если человек — враг общества, его приговаривают к этому. Он даже выбирать не может.

— Но, если мозг пересадить в это железное чудище, человек же с ума сойдет от ужаса. Разве нет?

— Для того, чтобы человек не спятил, придумали блокиратор эмоций. Он отключает эмоции и человек перестает понимать, что он в этом металлическом панцире.

— Кажется, понимаю. Эти мины отключали блокиратор эмоций, мозг просыпался, и человек, осознав всю чудовищность своего положения, сходил с ума. И голова его взрывалась?

— Видимо, да.

Я прошелся по комнате от разбитых окон до двери, заваленной металлическим хламом. Потом вернулся к Тимуру. Оперся руками на спинку стула. В голове зрел план, но пока я видел лишь неясные очертания. Но расчетный блок моего нейро-интерфейса уже включился в работу, просчитывая все варианты.

— Хорошо. Ты сиди пока. А я пока кое-что проверю.

Тимур непонимающе взглянул на меня, но кивнул утвердительно.

А я подошел ближе к двери, настроился нейро-интерфейс по самым ближайшим контурам, которые обрисовывали железных рыцарей.

Мягко из голубоватой дымки возникла, прорисовалась живая картинка. Стройная, прелестная девушка спешила куда-то, бежала по улице, развевались длинные волосы, их золотили солнечные лучи, играли на стройных загорелых ножках, белых маленьких туфельках. Там, на углу девушку ждал парень с маленьким букетом цветов, белые колокольчики. Они обнялись.

— Сережа, нам нельзя видеться перед свадьбой, — голос девушки срывался, но кажется не от того, что она бежала слишком быстро, а от переполнявших её чувств. — Это плохая примета.

— Я не верю в приметы, — парень улыбнулся широкой, искренней улыбкой. — Всё будет хорошо… Я уверен….

«Уверен…» — голос прозвучал слишком высоко, будто воскликнул ребенок.

«Уверен…» — голос снизился, превратился в бас.

«Нет! Не надо! Это так больно. Так больно!»

Картинка исчезла, взорвалась, разлетелась на мелкие осколки. Громкий хлопок, звон металла, словно упала и прокатилась по полу кастрюля. Грохот падения железной махины.

Тимур подскочил ко мне, оказавшись рядом, бросил взгляд, в котором светилось изумление.

— Что вы сделали, Эдгар?

— Отключил через свой нейро-интерфейс блокиратор эмоций. У одного из этих киборгов.

— Потрясающе, — покачал Тимур головой.

— Там еще четыре штуки. Подожди, я с ними разделаюсь.

Еще один железный рыцарь обернулся в нейро-интерфейсе в невысокого плотного лысоватого мужчину. Одетый в видавший виды синий спортивный костюм, гулял по улице с маленькой собачкой и утренние лучи солнца розовели на её белой шерсти. Свистом он подзывал псинку, трепал по голове, и счастливо улыбался.

Бах. Все погасло, сменившись на душную тьму. Я услышал дикий ментальный рев, рыданье: — Не могу… не могу терпеть!

И вновь грохот падающей громадины. Я уничтожал их мысленно одного за другим. Лишь давая им вспомнить о том, что они люди, у них есть чувства, эмоции, есть прошлое, в котором они были счастливы.

Никто из этих существ не вспомнил того страшного момента, когда их сущность перешла в металлическую тушу, потеряв всю человечность, превратила в машину-убийцу.

— Ты зарядился? — устало поинтересовался у Тимура. — Убери эти ящики от двери. Там больше никого нет.

Мы вышли в коридор, заваленный разобранными на части железными солдатами. Под ноги подкатилась башка робота, и я уже занес ногу, чтобы отшвырнуть её, но вдруг замер, вспомнив, что там, внутри, останки человека. И перед глазами вспыхнули картины свидания девушки и парня. Чья голова оказалась в металлической клетке? Этой хрупкой девушки или парня? Почему-то это мучило меня.

И вот она дверь, за которой Вайсерман издевается над своими жертвами. Я задержал дыхание, показал жестом Тимуру, что мы входим.