— Чё такое? Что?! — растерялся Соколов-младший и влез ногой в топь по колено.

— Я не буду это комментировать, — утёр выступившие слёзы Лавриков и показал Пашке «класс» правой рукой. — Ты ваще красава. Так держать! А это что за декор новаторский? Психотравма? — уточнил он, махнув на болотистый антураж вокруг. — Чё-то ты, Пашка, больно впечатлительный для живого беса. Так ты каши не сваришь. На кой ляд подушку мою бомжам отдал? Я сильно офигел, когда на ней первый раз уснула сладкая парочка. Ты уже скоро клуб бездомных имени Павла откроешь, блин. Смести акценты. Тебе бы договоры начать заключать, пока за жопу не взяли.

— Там уже скоро вас за жопу возьмут, — не сдержался Пашка. — Когда рогатый с лыжного курорта вернётся?

— Мы в начальственные дела не лазаем. И ты больно дерзкий, где не надо, — отметил Лавриков. — Ты бы помнил всё ж таки, что контракт заключал не абы с кем, а с Вельзевулом лично. Его за осечки, конечно, не похвалят, но и проблем больших от одного тебя, дурака, не сделается. Думаешь, будет с тобой носиться как с писаной торбой до самого раскаяния? Смотри, Пашка, как бы на тебя с твоими закидонами не плюнули просто, да и всё.

— А на меня уже плюнули, — огрызнулся младший Соколов. — Он нового сисадмина подбирает. Воробьёв вон шлёт из своих отпусков. Комиссии собирает какие-то. Чё за комиссия?

Лавриков плотно сомкнул губы, и вид у него сделался лукавый.

— А это тебе будет в качестве профилактической меры за произвол и выебоны, Павел Андреевич, — объявил он. — Тебе оно, может, и на пользу пойдёт — на заброшках поспать. Для восстановления разумности. Меньше бы подушки тырил и на помойки носил, так, глядишь, и с комиссиями разбираться не понадобилось бы. Ты от меня чего хочешь? Ты мне, значит, подлянки, а я тебе — помогай? Призраков разгоняй блаженных и советы советуй? Интересное кино.

— Меня ангелица заставила!

— Ой, Пашка, тебя заставь что! — отмахнулся Лавриков. — Мне-то не навешивай. Я тебя читаю, как книжку раскрытую для дошкольников, и притом без всяких приложений.

— Новую землю Зинке не понесу, — насупился Пашка.

— Да ну её в топку, твою Зинку. Несгибаемая старая вешалка. Сама потом пожалеет. Ты хотел чего, или только задание комиссии своей выполняешь? — прыснул бес.

— Ничего я не хотел.

— Ну вот и славненько. Приятного, так сказать, отдыха. И ты там это, — лукаво добавил Лавриков, — отчёт халявный составил, неполный. Ты бы лучше заранее про все дни расписал да отчитался по всей форме. Может, того, — бес снова захохотал, — простят грехи, так сказать. Успешных тебе успехов!

И Лавриков вдруг разбежался, неестественно подпрыгнул, высоко, метра на полтора над землёй, перевернулся в воздухе и рыбкой ухнул прямо в болотную топь — ну точно же назло!

— Урод, — сплюнул Пашка. Но ни фига не проснулся.

Ну и чё там Толян лысого гоняет?!

Он поёжился.

Вдали затянутых туманной дымкой болот среди силуэтов деревьев что-то словно бы пошевелилось.

Это просто тупорылый сон.

Сраная психотравма.

Хера с два Пашка будет тут пытаться спасти Лосева опять. Теперь-то он прекрасно знает, что спит. И что всё это…

Но там, вдали, навряд ли был Лосев.

В тумане очерчивалась что-то пёстрое, в балахоне или… В юбках? И платках?

Пашка сделал шаг назад и прищурился вглядываясь.

По топи к нему шла цыганка. Бабка, обвешанная бусами и браслетами, как новогодняя ёлка. На её плечах лежало минимум три аляповатых платка, поверх длинной юбки было повязано ещё несколько. У бабки были глубокие морщины везде, вялая, как у мопса, висящая мешками кожа, её всю покрывали старческие пятна, бородавки и родинки, а рот улыбался золотыми зубами.

А ещё Пашка где-то это пугало явно видел.

— Губишь людей, одного за другим губишь. Творишь с ними лихо лютое. Одного, второго, третьего. А сколько очереди своей ждёт? — заговорила громко цыганка. — Сам застрял в болоте и туда же всех кругом себя волочёшь за компанию. Заигрался, милок. Ох, заигрался. — Цыганка подошла совсем близко и вдруг стала говорить так, будто в неё кто вселился, хотя и прежним голосом: — Выпиливайся. Хватит очковать! Вали из этого! Вали, дятел! Никакие ангелы тебя не спасут, только бошку снесут своими крыльями. На хер вали! Как хочешь! Хватит, хватит, хватит!

— Хватит! — вторил бабке обрисовавшийся на заднем плане Лосев, весь грязный, какой-то землисто-серый, как трупак в кинохе про зомбаков.

А потом началось землетрясение, Пашка заходил ходуном, будто корёжил его столбняк, а цыганка и Лосев орали хором: «Вали! Вали!»

И тут же на Соколова-младшего пролилась небесная речка. Арктическая.

С диким вскриком вскочил он, мокрый и ошалелый, впотьмах посреди стройки под гогот Толика. Рожа и плечи были мокрые, вода потекла сзади за шиворот, и одна противная струйка мерзко нырнула под пояс джинсов в самом чувствительном месте.