Так уж получилось, что с тех пор, как я пришла работать в «Сову», коллектив у нас практически не менялся — и почти двадцать лет я работала с одними и теми же людьми. По иронии судьбы, несмотря на то, что в издательствах коллектив обычно преимущественно женский, я работала с мужчинами: дизайнером Семёном, чьей задачей было делать детские книги красивыми, и верстальщиком Романом, колдовавшим над тем, чтобы эти красивые книжки не развалились, как только возьмёшь их в руку. Хотя официально Сёма назывался арт-директором, а Ромка — начальником отдела цифровой обработки информации, но от перемены названий суть не меняется. Я тоже официально звалась главным редактором — начинала с выпускающего, но потом наш генеральный меня «повысил», — а на деле была «и чтец, и жнец, и на дуде игрец», и табличек различных «составец».

И с Сёмой, и с Ромкой отношения у меня были прекрасными. В редакции постоянно стоял хохот и царила дружелюбная атмосфера — не чета той, что была в «Ямбе», особенно когда я начала встречаться с Костей. За долгие годы совместной работы у нас с ребятами не было ни одного серьёзного конфликта, все мелкие косяки решались на подлёте, и я безмерно ценила тот факт, что ни за Сёмой, ни за Ромкой не надо было следить — они и сами знали своё дело.

В общем, мы были прекрасной, крепко сбитой командой. И как это обычно бывает в команде, моё нервное состояние сразу заметили, просекли и поинтересовались, что случилось.

Распространяться было не в моих правилах, да и сил на то, чтобы рассказывать про Костю и его Кристину, не имелось, поэтому я просто обтекаемо сообщила, что проблемы в семье. Ребята переглянулись, и Ромка только начал уговаривать меня пойти во время обеда в кафешку — благо шеф наш на работе отсутствовал, — когда мой телефон завибрировал, и я, покосившись на экран, увидела сообщение от Кости.

«Надюш, Кристина тебе врёт. Я не говорил, не хотел волновать. У меня на работе конкурент появился, он пытается меня подсиживать. Определил, где моё слабое место, и решил туда ударить. Подговорил Кристину тебе соврать. Она недавно стала работать у нас в бухгалтерии, узнала мой домашний адрес и поехала. Пожалуйста, не ведись! Давай вечером поговорим откровенно?»

— Надя, что с тобой? — услышала я удивлённый голос Ромки будто сквозь вату. — Надя?..

В этот момент мои нервы всё-таки не выдержали, и я, зашмыгав носом, позорно разревелась.

Надежда

Нет, ни Сёме, ни Ромке я не рассказала подробности даже после подобного глупого поведения. Но они по крайней мере окончательно осознали, что дело серьёзное, взяли меня под руки и потащили на улицу и в кафе, наплевав на то, что Максим Алексеевич в любой момент мог вернуться и устроить нам выволочку.

Если бы не они, уж не знаю, смогла бы я или нет собраться с мыслями к концу этого дня. Поддержка коллег, которых я давно считала друзьями, оказалась очень кстати, и я всё-таки поняла: бессмысленно прятаться и избегать разговоров с Костей, нужно поставить вопрос ребром. И, конечно, упомянуть о том, что сообщил мне Верхов. Леонид Сергеевич дал мне козырь против Кости — его показания муж оспаривать не мог. Он мог уверять меня, что презервативы принадлежат Горину, что Кристина врёт, подкупленная конкурентом, но слова Верхова — это истина в последней инстанции. Ему лгать точно незачем.

Я вернулась домой, как обычно, около семи. Поужинала с Лёвой и Оксаной, выслушав от дочери кучу измышлений по поводу грядущего ЕГЭ — на дворе стоял апрель, самое время волноваться, — и тут с работы пришёл Костя.

Впервые в жизни, услышав, как он возится в прихожей, вместо радости я испытала… нет, не разочарование. Наверное, что-то похожее испытывает человек, узнавший, что почти двадцать лет считал, будто носит на пальце кольцо с бриллиантом, а камень оказался стекляшкой. Вроде бы кольцо то же самое, да и не знает никто, что это подделка, но всё равно неприятно и чувствуешь себя идиотом. Очень несчастным идиотом. И неясно, то ли выбросить это кольцо, то ли продолжать носить, раз уж привык к нему?

Костя, в отличие от меня, выглядел хоть и нервно возбуждённым, но воодушевлённым. Да, тогда он ещё считал, что сможет меня переубедить. Столько лет безнаказанной лжи даром не прошли, увы. И Костя, как император-узурпатор, чувствовал свою силу и власть.

При детях он, естественно, ничего говорить не стал. Но посматривал многозначительно. И букетик красивый подарил, и новый гарнитур — серьги и кольцо с моим любимым камнем, чароитом, — что только утвердило меня в выводе: виноват. Виноват — и пытается смазать «горку», чтобы на ней было легче кататься.

Начал свою исповедь Костя ближе к ночи, когда и Оксана, и Лёва отправились спать. Дождался, пока я уберусь на кухне, взял за руку и повёл в спальню. Причём даже поцеловать меня попытался, но я вырвалась. А Костя, страдальчески вздохнув и поглядев на меня с обидой несправедливо обвинённого, укоризненно произнёс:

— Господи, Надя, ну кому ты веришь… А если ко мне придёт какой-то левый парень и начнёт про тебя гадости рассказывать, мне тоже стоит ему верить больше, чем тебе?

— Лучшая защита — это нападение? — криво усмехнулась я, опускаясь на постель. Настроение стремительно портилось, несмотря на то, что до этого казалось — хуже уже некуда.