Надежда

Два года назад, принимая решение о сохранении семьи, чем я руководствовалась?

Во-первых, мне было страшно. Я жила с Костей, конечно, не большую часть жизни, но вполне достаточную, чтобы бояться остаться без него. Хотя у меня было куда идти — мамина квартира. После того как мама умерла, мы её сдавали, но я могла разорвать договор и переехать туда в любой момент.

Во-вторых, как ни прискорбно это признавать — дети. Я отлично понимала, каким ударом для них станет наш развод с Костей. Особенно для Оксаны: папу она всегда обожала, можно сказать, боготворила. Да и вообще наша семья была дружной, мы все праздники проводили вместе, с удовольствием разделяли интересы друг друга. О такой семье можно только мечтать, такие семьи показывают в рекламе, их публикуют на обложках журналов. Есть чем гордиться… Точнее, было. И мне было жаль это всё терять и хоронить. А уж когда я думала о том, как буду объяснять причину развода Лёве и Оксане, то и вовсе начинала впадать в панику и заранее расстраивалась.

Третьей причиной стали родители мужа. Алексей Витальевич и Ольга Ивановна очень просили, буквально умоляли меня не рубить с плеча, дать Косте шанс исправиться. Я сама им ничего не говорила, естественно, — это муж сообщил, решив подключить в поддержку «тяжёлую артиллерию». И если на него мне было легко огрызаться, то со свёкрами уже не получалось. Они так искренне переживали за нашу семью, более того — Ольге Ивановне стало плохо с сердцем, которое у неё и так слабое, она потом ещё долго лечилась и даже лежала в больнице. Звонила мне оттуда и слёзно умоляла не подавать на развод, уверяла, что Костя одумался и больше не станет меня огорчать.

Я понимала, что это эмоциональный шантаж. Не дура, конечно понимала. Но осуждать свёкров не могла — естественно, они хотели, чтобы наша семья не распадалась. По правде говоря, я в глубине души тоже этого хотела. Точнее, я хотела, чтобы Костя меня не предавал. Жить по-прежнему, считая, что у меня верный муж, которому я всецело доверяю, а не это вот всё.

В-четвёртых, одной из причин стало поведение самого Кости. После первого нашего с ним разговора он, по-видимому, съездил к родителям, где ему промыли мозги, и он стал вести себя иначе. И прощения у меня попросил с жалобной физиономией, и сказал, что очень жалеет, и цветы начал таскать каждый день, да и не только цветы — просто подарки приносил. Ещё и отпуск взял, стал дома хозяйничать — убирался, суп варил, пытался меня соблазнить постоянно, но я не велась. Я вообще морозилась и разговаривала с Костей только при детях, а в остальное время на контакт не шла и подарки не принимала. Даже когда он презентовал мне машину, я только головой покачала.

Никакими подарками предательство не искупить, глупость это всё.

Переломный момент наступил, когда однажды вечером, прям при детях за ужином, Костя объявил:

— Я сегодня написал заявление об уходе.

Даже Оксана, в этот момент листавшая учебное пособие по истории России, одновременно поедая спагетти болоньезе, вздрогнула и посмотрела на Костю, вытаращив глаза, — что уж говорить о нас с Лёвой.

— Чего? — буркнула дочь, нахмурившись. — Пап, ты шутишь, что ли? Или тебя конкуренты переманили?

— У «Ямба» нет конкурентов, — хмыкнул Костя. — У меня, Ксань, просто кризис среднего возраста. Хочется перемены обстановки. Не переживай, без денег мы не останемся, и на море летом поедем.

— Да я и не переживаю, удивилась просто… — пожала плечами дочь, вновь глядя в учебник. — Знаю, что ты с головой, пап.

«С головой». Я бы поспорила с этим утверждением.

Когда дети уснули, я впервые за последний месяц — именно столько времени прошло с тех пор, как я узнала правду, — сама пошла искать Костю в квартире. Нашла его в ванной, зашла внутрь, закрыла дверь и спросила, глядя, как он, стоя перед зеркалом, увлечённо чистит зубы:

— Ну и что за вожжа тебе под хвост попала?

Костя сплюнул пасту в раковину, криво усмехнулся, посмотрев мне в глаза в отражении, и ответил:

— Хочу, чтобы ты поняла — ради тебя я на всё готов.

— А, то есть это ради меня? — возмутилась я. — Может, ты ещё руку себе отрубишь и скажешь, что это ради меня? Глупости какие-то, Костя.

— Ну почему же глупости? Я, конечно, люблю свою работу. Но тебя я люблю больше. Хочу, чтобы ты была спокойна. Думаю найти работу с мужским коллективом, а не женским, как у нас.

— Не смеши мои тапочки. — Я закатила глаза. — При желании девицу не только на работе можно найти. Да и смысла я не вижу в подобном мазохизме — ты ведь знаешь, что тебя обязательно сдаст Верхов, если что. Поэтому на работе ты теперь точно пас. Но я не обольщаюсь.

— Надюш, — Костя улыбнулся, и в его улыбке мне почудилась какая-то детская беспомощность. — Ну хватит, пожалуйста. Я же пытаюсь пойти тебе навстречу, я и правда на всё готов. Хочешь — уволюсь. Хочешь, вообще химическую кастрацию себе сделаю, чтобы ни на одну женщину больше не смотреть.

— Ты чего такое гово…

— Да в отчаянии я уже! — рявкнул Костя, и я от неожиданности подпрыгнула. — Месяц верчусь как белка в колесе, задолбался. Но ты не говоришь ни да ни нет. Может, решишь уже, а? Если развод, то развод. Если будем налаживать отношения, то будем налаживать. Но ты при этом перестанешь морозиться и начнёшь принимать мои подарки и всё остальное.

Что я могла сказать? Тем более что Костя смотрел с таким отчаянием…

— Хорошо, — выдавила из себя с трудом и зябко повела плечами — на мгновение тело пронзил холод. — Только не надо увольняться. И машины мне дарить тоже не надо.