— Ты ни при чём, честное слово! — Я покачала головой. — Просто… я разговор подслушала. Ромкин. Ну, как ты тогда. И теперь мучаюсь совестью и ещё всякими мыслями.

— А ты не мучайся, — посоветовал Семён, — расскажи всё Ромке. Чего мучаться? Вы же с ним должны нормально обсудить, что дальше-то делать. Не по углам же мыкаться, верно? Как-то несолидно в нашем возрасте, да и не такие вы оба люди.

— Ты так говоришь… — протянула я, осенённая внезапной догадкой. — Как будто давно знаешь…

— Ага, а ты недавно узнала, да? — хмыкнул Семён, улыбнувшись с добродушной хитрецой. — Ну… я, конечно, не философ, но вот что скажу: когда не смотришь, то и не видишь. Ты просто не приглядывалась. Мне со стороны виднее было, но я молчал. Чего говорить? Этот дурак, — Сеня кивнул на пустой Ромкин стул, — предпочитал страдать, сцепив зубы и благородно превозмогая, уж не знаю, по какой причине. Сама знаешь, из него что-то вытянуть можно только если клещами. А ты, Надя, была счастлива и спокойна, так что тебя тревожить вообще было бы грешно. Я думал, Ромка хоть два года назад начнёт шевелиться, но он, по-видимому, и сам проходил нечто подобное — сразу мне сказал, что ни хрена ты не разведёшься. Честно… прости, я думал, ты умнее.

— Почему? — я удивилась. — Хочешь сказать, если жена прощает загулявшего мужа — она дура?

— Я сейчас скажу ужасное, тебе точно не понравится. Но для прощения надо не уважать себя. Оставим христианские ценности, — Сеня махнул большой рукой и поморщился. — Ты знаешь, я атеист. Поэтому всё это: «Если любишь — простишь» — мне не близко. Если любишь, не прелюбодействуешь — об этом в нужные моменты аргументирующие ловко забывают. Чистейшей воды манипуляция. Один человек совершил подлость и грех, а другой должен прощать, потому что любовь и все остальные дела, а потом как-то жить со всем этим дерьмецом. Говорю ж — для этого надо не уважать себя. Свои чувства, попранные между прочим, своё будущее не жалеть и презентовать его человеку, который собственные хотелки поставил выше уважения и счастья в браке. Не понимаю я такого. Видимо, я эгоист, — усмехнулся Семён. — Но признаю право на эгоизм и у супруги. Требуешь честности — будь честен сам. Это же элементарно. И все эти превозмогания, как у тебя и у Ромки… Ну к чёрту. Я хочу дожить до пенсии, а не помереть во цвете лет от подозрений и переживаний. На Ромку порой посмотришь — и ощущение, что он готовится копыта отбросить. Ты тоже — вроде улыбаешься, а в глазах тоска. Зачем это всё? Не лучше ли попробовать построить что-то новое, а?

— Для этого надо разрушить старое, ты же понимаешь…

— Надь, — Семён сочувственно смотрел на меня, — только честно: а есть что разрушать? Настоящее, не иллюзорное, я имею в виду. Я не беру отношения с детьми — они в восторге от развода не будут, понятно. Но с мужем? Что ещё осталось неразрушенного?

Я молчала, и Сеня подытожил:

— Вот-вот. А Ромке ты всё-таки признайся. Между вами и так слишком много неоднозначного — ни к чему ещё добавлять.

— Умеешь ты мозги промыть, Сень, — сказала я со вздохом, и Семён засмеялся.

Надежда

Говорить про Олю Лиззи Совинскому я пока не стала — ещё неизвестно, выйдет ли что-нибудь из этой встречи, но, если выйдет, он точно будет не против дополнительной рекламы нашего «не-бестселлера». Так мы с Ромкой по приколу называли одну из наших последних новинок в области художественной литературы — так-то «Сова» почти не издавала художку, — продавалась она хуже, чем многие другие книги. Эксперимент шефа, который всё мечтал «открыть второго “Гарри Поттера”», но получалось скорее закрыть.

В шесть, сразу после завершения рабочего дня, мы с ребятами отправились на выход, и в этот раз мне глобально не повезло — потому что к нашей компании вдруг присоседилась секретарь Яна. И судя по многозначительным взглядам, которые она бросала на Ромку, Яна признала его «годным» и теперь собиралась всячески окучивать.

Для меня подобное поведение всегда было удивительным. Ещё c юности, если я узнавала, что мужчина женат, он автоматически переставал для меня существовать в плане будущих отношений — табу, нельзя, и всё. А тут такое рвение! Кажется, Яну ничего не смущало. Она ловко подхватила слегка опешившего Ромку под руку, как лучшая подружка, и сообщила:

— А я в кино сейчас пойду. Не хочешь со мной? — И сразу, будто вспомнив обо мне и Сене, продолжила: — И вы, ребята, тоже, не хотите в кино? Решила вот немножко развеяться…

— Я не могу, меня дома ждут, — откликнулся Ромка, пока Сеня скептически хмыкал, а я просто офигевала от чужой наглости, и освободил руку из захвата. — И в целом я никогда не могу, меня можно даже не спрашивать. Я с работы еду сразу домой, выходные тоже с семьёй провожу.

— Ох, какой кошмар! — прижала ладони к щекам Яна, укоризненно качая головой и хитренько улыбаясь. — Ну нельзя же так, надо и отдыхать от обязанностей. Развлекаться, расслабляться… Эдак и депрессию можно заработать! И вообще — ты позвони жене, скажи, что у вас совещание с шефом и ты попозже придёшь. А потом — в кино. Давай, Ром, а?

Сеня, хохотнув, покачал головой, хлопнул нас с Кожиным по плечам и, возвестив:

— Ну, я потопал, — отправился к своей машине, ухмыляясь и слегка подпрыгивая — типичный мартовский морозец явно кусал его за пятки. Предатель! Мог бы и помочь отфутболить Яну. Или вообще забрал бы её с собой, подвёз до кинотеатра.

— Не вариант, — отрезал Ромка и тут же поинтересовался: — А ты в какой кинотеатр идёшь? В «Рассвет», что ли?

— Ага, — энергично закивала нахалка. — Пошли? Здесь же недалеко, всего одна станция на метро.