Чувства…

А что, если и правда у Нади к этому мужику — чувства? И развестись она хочет не из-за подозрений об Оле, а потому что у неё роман с каким-то хреном.

Заметавшись по кабине лифта, Костя нервно расхохотался, ощущая, как его захлёстывает волной паники, и раздражённо пробормотал:

— Ну уж нет, Наденька! Я не позволю тебе наставлять мне рога. Ишь какая — я, значит, виноват по гроб жизни, а сама…

Задыхаясь от обиды на супругу, Костя вышел из лифта. Настроение у него было на редкость нерабочее, хотелось немедленно отправиться обратно на стоянку, сесть в машину, доехать до Надиной работы, вызвать жену на проходную и предъявить этот снимок. И посмотреть на её лицо. Наверное, если написанное анонимной незнакомкой правда, Надя будет выглядеть виноватой. Или нет? Может, она считает себя вправе завести роман на работе, раз уж Костя много лет не трудился сдерживаться?..

— Тарасов, что с тобой? — раздался рядом изумлённый голос руководителя направления зарубежного фэнтези и фантастики, и Костю хлопнули по плечу. — Ты куда идёшь с таким лицом-то? Убивать? Так Верхова ещё нет на работе.

Пробормотав что-то неразборчивое, Костя зашагал по коридору быстрее, стремясь как можно скорее скрыться в собственном кабинете.

Ему было тошно. Убивать? Нет, с таким настроением вряд ли можно кого-то убить, а вот умереть самому — вполне.

Вот, значит, что чувствовала Надя тогда, в тот день, когда узнала о его неверности…

Надежда

Я не выдержала, написала Оле, ещё когда ехала в метро на работу. Спросила, в силе ли встреча. И понимающе хмыкнула, увидев россыпь извинений и то самое, о чём вчера говорил Костя, — нет у неё времени на пиар ещё одной художки, погорячилась она, пересмотрела планы и поняла, что не потянет.

Да, Костя, радуйся — сработали твои угрозы. Любовь любовью, а подписчиков тоже хочется сохранить, поэтому с Костиной женой встречаться Оля передумала.

А жена — передумала ли?

Я вздохнула и покачала головой, глядя на собственное мутное отражение в дверях вагона. Наверное, раз уж я поняла, в чём дело, не стоит больше ворошить палкой муравейник. А что стоит? Поговорить с Костей откровенно? А он скажет правду или вновь попытается убедить меня в том, что ничего не было? Но что-то точно было, возможно, даже секс. Подарки-то Оля почти наверняка придумала, а вот интим… Не уверена.

«Да ты ни в чём и никогда теперь не будешь уверена в том, что касается Кости», — сообщил мне внутренний голос с ехидцей, и я была вынуждена с ним согласиться.

Поэтому всё-таки ответила Оле так:

«Тогда признаюсь — я хочу с вами встретиться не из-за книги. Причина в Косте. Уделите мне пять минут. Вы не пожалеете, Оля».

Последнюю фразу я добавила, подозревая, что иначе блогерша не клюнет — мало ли, что от неё хочет обманутая жена любимого мужчины? А раз так пишет — может, собирается сообщить, что разводится.

Ответила Оля не сразу, какое-то время сообщение висело прочитанным, но ответа не было. Видимо, думала, рассуждала, прикидывала. Но в итоге…

«Хорошо. Я согласна».

Вот и отлично. Значит, откровенному разговору с Костей всё же быть, но голословной я не останусь.

Надежда

Шагая через сквер к офису, я заметила Ромку, который как раз заходил в здание, и, обрадовавшись неведомо чему, припустила за ним. Правда, моя радость сильно поутихла, как только я заметила, насколько у него замученный вид и тяжёлый взгляд.

— Ты как? — спросила я осторожно, когда мы прошли пост охраны и зашагали к лифтам.

— Нормально, — вполне ожидаемо ответил Ромка, но не улыбнулся ободряюще, как он обычно делал, — значит, совсем не нормально.

— Ты переехал? — решила уточнить я, и Ромка кивнул, однако больше ничего не сказал. Мрачно замолчал, и я окончательно осознала: дело плохо. Если уж у него нет сил для того, чтобы поддерживать разговор со мной, то точно труба.

Это впечатление усилилось, как только я в лифте попыталась обнять Ромку, но он остановил меня, покачав головой.

— Не надо, Надюш.

— Почему? — Я замерла, сражённая невыносимой мыслью: а вдруг он передумал разводиться?

— Потому что ты потом пожалеешь.

Я прищурилась и, сложив руки на груди, упрямо посмотрела на мрачную Ромкину физиономию.

— Опять старая песня о главном?

— Неважно, как называть, — он вздохнул. — Но это правда, Надя. Ты пожалеешь. Поначалу будет хорошо, а потом включится совесть, особенно если твой муж начнёт что-то подозревать и нервничать, и случившееся между нами ляжет здоровенным пятном на твою чистую душу. Не надо, зачем? Живи спокойно. Так, будто я ничего и никогда тебе не говорил.