– Ты думаешь, я не переживаю за это долбаное «родовое гнездо»? – Дядя Тревор, выразительно согнув пальцы, закавычил последние слова. – Оно уже в любом случае напоминает «родовое вырождение», достигшее полнейшего упадка. Все равно никого не осталось, чтобы поддерживать Ридж в порядке.

Я надеялась, что бабули поблизости нет и она не слышит, как он отзывается о Моррисон-ридже. Пробежав взглядом по родственникам, окружившим дядю Тревора и папу, я не нашла ее.

Тетя Тони вдруг отделилась от компании и схватила дядю Тревора за плечо. Я не слышала, что она ему сказала, но ахнула, когда он грубо отпихнул ее, едва не сбив с ног. Она взвизгнула, и кто-то увел ее обратно в компанию сгрудившихся поблизости гостей.

– Черт подери, Тревор, что за глупости ты болтаешь! – крикнул мой отец. В его голосе слышалась столь редкая для него ярость, но ей было далеко до угрожающих физических выпадов дяди Тревора. Я в испуге схватилась за угол павильона.

– Иди домой и проспись! – гневно добавил папа.

Внезапно Стейси подошла ко мне и до боли сжала руками мои плечи.

– Он вдрызг пьян, – заметила она, и я почувствовала, как она вздрогнула, добавив: – Боже, как же он напоминает мне моего от…

– Я способен позаботиться о своей земле, и не важно, что вы, придурки, надумаете делать! – рявкнул он на моего отца.

– Только если ты эгоистичный мерзавец, – крикнул папа. – Неужели тебе плевать, что ты разобьешь матери…

– Это меня ты называешь эгоистичным? – Тревор шагнул к нему, и могу поклясться, что весь павильон содрогнулся под моими вцепившимися в край деревянной стены пальцами. – Вот я-то как раз знаю одного невероятно эгоистичного…

– Заткнись! – взревел папа. – Хватит уже кипятиться, тебе не кажется? Ты слишком много выпил, чтобы говорить разумно. И ты портишь всем…

– Зато ты у нас всегда такой разумный, да? – запальчиво спросил дядя Тревор, брызжа слюной. – Долбаный золотой мальчик. Учился в колледже и, пока я тут горбатился, помогая отцу, ковылял по своей ученой лестнице, получая степень за степенью. Ведь на тебя у нас возлагали радужные надежды, на кого же еще?

Папа хранил молчание, однако совсем недолго.

– Ты все еще лелеешь детские обиды, Трев, – произнес он уже совершенно спокойным голосом.

– Заткнись, чертов умник! – Дядя Тревор сделал очередной угрожающий шаг к креслу отца, и все мое тело застыло в напряжении. Пожилой мужчина, с которым танцевала Амалия – может, доктор? – внезапно схватил руку моего дяди, пытаясь удержать его.

– Уж я-то не нуждаюсь в твоем игровом психоанализе! – крикнул дядя Тревор папе.

– Тебе уже сорок шесть лет, – спокойно продолжил мой отец. – Давно пора расстаться с юношескими обидами и повзрослеть.

Дядя Тревор, казалось, потерял дар речи. Он вырвался из сдерживающего мужского захвата, его глаза яростно сверкнули, и я поняла, что сейчас произойдет что-то ужасное.

– Дядя Тревор! – крикнула я, надеясь отвлечь его внимание на себя, хотя, по-моему, он даже не услышал меня.

Он шагнул за спинку папиного кресла, ухватился за подлокотники и, навалившись всем своим весом, мощно пихнул его вперед. Возможно, в темноте он не видел, насколько близко находилось кресло к краю павильонной площадки, но со своей выигрышной позиции я осознала, что сейчас произойдет катастрофа.

– Остановите его! – заорала я, беспомощно размахивая руками. – Нет!

– Дядя Грэхем! – завопила Дэни, пробежав мимо меня с вытянутыми руками, словно надеялась успеть предотвратить падение коляски на землю, но дядя Тревор толкнул ее с такой силой, что кресло вылетело с помоста точно пуля. Оно, казалось, зависло на краю, но через долю секунды уже с глухим ударом грохнулось на землю.

Я завизжала, застыв от ужаса, не в силах даже пошевелиться, но Стейси схватила меня за руку и потащила вперед.

Дэни первой добежала до моего отца.

– Дядя Грэхем! – задыхаясь, крикнула она, падая на землю рядом с ним. – О господи!

Добежав до коляски, я увидела, что папа вылетел с кресла и упал на землю в паре футов от него. Охваченная ужасом, я опустилась рядом с ним на колени, напротив Дэни.

В темноте я не видела его лица, но мне показалось, что он смотрит на меня.

– По-моему, все в порядке, – донесся до меня его шепот.

Я приободрилась, услышав его слова. Кто-то в павильоне закричал, что надо вызвать Скорую, а я, подняв глаза, увидела, как дядя Тревор пятится от края помоста, закрыв руками лицо, словно боялся увидеть результат вызванной им аварии.

– Прости! – завопил он. – Черт, Грэм! Прости меня!

Внезапно перед ним появилась тетя Тони и залепила ему оплеуху, словно пытаясь вернуть к реальности.

– Ступай домой, большой громила! – крикнула она, но он продолжал стоять, закрыв лицо руками и рыдая, как великовозрастный ребенок.