А Сергей спросил:

— Ты уже знаешь, где оказался?

Я пожал плечами, сказав:

— Да, вроде объяснили. Каверна, 1941 год, где-то под Псковом, но в другом пространстве, где живут какие-то древние поселенцы феодальных времен. Но, я пока не понимаю, как это вообще работает? И почему нас тут столько? Они что, установку каждый день запускали?

Сергей фыркнул:

— А черт его знает! Ученые вон, с Вайсманом во главе, пусть копаются в этом заумном вопросе. Говорят, каверна — это типа разрыва в пространстве-времени. Она, — как пузырь, которого не видно снаружи. Но, только вот…

— Но, только вот, назад дороги нет. И в наше время нам не вернуться, — тихо закончила Лена.

Я замер с ложкой в воздухе, тоже прекрасно осознавая всю безысходность ситуации в очередной раз.

А Костя сказал:

— Точно, выход ведет только в 1941-й. Обратно в наше время — никак. Лучше уж здесь сидеть.

— Хм, кто бы говорил. Ты же из совка сюда прибыл. Должен себя чувствовать, как дома, — подначил Сергей.

— Но, у нас в 1980-м не было никакой войны! — возразил Костя.

— То есть, похоже, мы застряли здесь навсегда, — Лена вздохнула и отодвинула пустую миску.

— Пока что — да. Но Вайсман и его команда что-то пытаются придумать. Хотя, — она понизила голос. — Партизаны говорят, что немцы уже знают про это место. И если они сюда пробьются, то всем нам крышка…

— Ты что это пугаешь человека? — Сергей бросил на девушку косой взгляд. — Пока здесь все тихо. Да и партизаны с окруженцами, которые сюда ушли — народ серьезный. А вот местные — это особая тема. Мужики очень агрессивные, устраивают налеты и целые деревни вырезают. Это сейчас наши немного порядок навели, а то месяц назад здесь черт знает, что творилось…

Я хотел спросить еще что-то, но в этот момент Костя, до сих пор молча поедавший щи напротив меня, вдруг поднял голову.

— Кстати, о партизанах, — он кивнул куда-то за мою спину.

Я обернулся. В дверях столовой стоял высокий молодой мужчина в кожаной куртке. Его взгляд скользнул по залу и остановился на нашем столе.

— Это ты новенький? — коротко спросил он. — Зайди после обеда в партком. Побеседовать надо.

Лена тихо свистнула:

— Опа. Похоже, тебя ждет боевое крещение, Леша.

Я сглотнул свой суп. Потом спросил:

— А что это значит?

— Значит, что тебя там будут агитировать за советскую власть, — объяснил Сергей. — Впрочем, мы все через это здесь проходили. Ничего страшного.

Доев щи, я бросил последний взгляд на своих новых знакомых. Сергей сказал:

— Не ссы, Леша.

А Лена подмигнула:

— Если выживешь — расскажешь.

Сергей засмеялся, а Костя лишь многозначительно поднял бровь. Я вздохнул и последовал за мужчиной в кожанке, который терпеливо дожидался, когда я доем суп, глядя на кривляния людей из будущего. Мужчина в кожаной куртке не стал представляться. Он просто сказал мне:

— Пошли.

И жестом показал, чтобы я следовал за ним. Мы вышли из столовой и направились к одному из дальних бараков в противоположной части крепости. Возле деревянной постройки стояли двое бойцов в потрепанных гимнастерках, вооруженные винтовками. Они перебросились парой слов с моим провожатым, после чего один из них пропустил меня внутрь, открыв дверь перед моим носом под небольшим транспарантом, на котором красными буквами по широкой доске было написано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Мой провожатый остался снаружи. А внутри помещения было душно и накурено. За большим столом явно местного средневекового производства, покрытым красной материей, заваленным газетами и какими-то документами, сидели трое: пожилой мужчина с седыми усами в военной форме, но без знаков различия, темноволосая женщина средних лет в строгом темно-сером платье и еще один парень, шатен лет тридцати в очках и в белой рубашке, ворот которой был расстегнут. На стене над собравшимися висел портрет Сталина, а на столе среди бумаг торчали гипсовые бюсты Ленина и Маркса.

— Садись, товарищ попаданец, — сказал седой, указывая на табурет перед столом. — Я Василий Петрович Звонарев, председатель парткома. А это секретари Ульяна Витальевна Яровая и Валерий Павлович Стоцкий.

Я сел, чувствуя, как под взглядами этих людей мне становится не по себе.

— Алексей Потапов, правильно? Из какого года прибыл? — спросила женщина, перелистывая какие-то записи.

Я кивнул:

— Да, это я. Прибыл из 2025-го.

Очки у парня за столом блеснули в солнечном луче, падавшем из открытого окна, когда он повернулся ко мне, задав вопрос: