Мы шли еще около четверти часа. Григорий время от времени доставал из своей холщовой сумки, повешенной через плечо, сложенную карту, нарисованную простым карандашом. Разворачивая ее и сверяясь по компасу, он отмечал наш маршрут, пока мы не вышли к небольшой деревне, незнакомой мне. Впереди виднелись десятка полтора изб, окруженных не слишком высоким частоколом. У ворот частокола стояли двое мужчин в кожаных доспехах и с топорами, заткнутыми за пояса. Увидев нас, они насторожились, но не схватились за оружие.

Григорий поднял руку в знак приветствия и что-то сказал на непонятном мне языке, похожем на старославянский и немного на белорусский.

Один из стражников ответил, затем кивнул в нашу сторону.

— Что он сказал? — шепотом спросил я.

— Что их старейшина ждет нас, — перевел Григорий.

— А ты откуда их язык знаешь? — поинтересовался я.

— Не знаю. Но я — белорус, а отдельные их слова схожи с нашим языком. Да и память на слова у меня хорошая. Потому и наловчился переговариваться с ними кое-как.

Меня охватило странное чувство. Вот оно, — настоящее средневековье, прямо здесь, в 1941 году! Впрочем, сорок первый год снаружи, а здесь у нас каверна… И мне предстояло в этом странном месте жить!

Мы вошли в деревню под настороженными взглядами местных. Женщины в длинных домотканых серых платьях с любопытством выглядывали из-за плетней. Дети затихали, даже переставали играть, завидя нас, чужаков. А мужчины не спешили убирать руки от оружия. В этом и состоял разительный контраст с Ягодовкой, где ни одного местного мужика я не увидел, сколько ни пялился.

— Расслабься, — пробурчал Григорий, заметив мое напряжение. — Пока мы в красных повязках — нас трогать не станут.

— А если кто-то из них решит, что повязка — это просто тряпка? — спросил я.

— Тогда нам конец, — усмехнулся он. — Но, пока такого не было ни разу после того, как они полезли на наших комиссаров с красными знаменами, а те и покосили всю их ватагу из ручных пулеметов. Теперь вся Ягодовка осталась без мужиков. Слухи тут быстро разносятся, да и не так далеко мы от Ягодовки находимся. А это деревня Пигиливка, около семи километров отсюда до Ягодовки, а до крепости нашей, где раньше их князь жил, которого наши расстреляли, сразу показав местным, кто тут главный, совсем близко.

Деревня оказалась больше, чем мне показалось издалека. Избы стояли тесно, между ними петляли узкие тропинки, а в центре возвышался длинный дом с резными столбами у входа — видимо, что-то вроде общинного дома или даже капища. Перед ним на колоде сидел седой старик в самодельном грубо сшитом кожаном плаще, отороченном мехом. Рядом стоял высокий мужчина с длинными усами и с мечом в ножнах на поясе. Судя по всему, знатный воин или даже воевода.

Григорий поклонился, сказал что-то на их языке. Старик ответил, потом медленно перевел взгляд на меня.

— Ты кто? — спросил он на своем языке, но я понял вопрос по интонации и по его взгляду. Да и созвучно прозвучало с нашим языком.

Я растерялся, но Григорий толкнул меня локтем.

— Новый дружинник, — представил он меня. — Пришел помогать.

Старик что-то сказал, а затем махнул рукой и еще что-то пробормотал. Григорий перевел:

— Он говорит, что ты видный парень. Но, оружие тебе нужно, чтобы мог ответить кровью за кровь.

Мне стало не по себе.

— Что он имеет в виду? — спросил я, когда мы отошли.

— Не бери в голову. У них тут обычаи такие, что каждый взрослый мужчина обязан носить оружие, — хмуро пояснил Григорий. — А теперь слушай внимательно. Мы здесь, чтобы проверить, как идут поставки зерна в крепость. Наши договорились с ними: мы даем им соль и железо, а они нам — хлеб и мясо. Но, в последний раз прислали меньше, чем обещали. Надо выяснить, в чем дело.

Мы направились к амбарам. По пути я заметил, что многие дома здесь стояли полупустые, а в некоторых дворах валялся разбитый сельский инвентарь и виднелись следы разрушений в виде поваленных заборов.

— Здесь что-то случилось? — спросил я.

— Был набег, — коротко ответил Григорий. — Не немцы. Свои же, только из другого племени.

— Тоже кривичи?

— Не совсем. Тут племена и какие-то другие есть.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Они не просто живут, как в старину. Они… — он замялся, подбирая слова, — не такие, как в книжках писали. Не добрые люди. Враждуют друг с другом постоянно и идолам языческим поклоняются. Потому и зовут их наши дикарями, что повадки у них дикарские.