Шрифт:
Он так долго молчал, что я подумала, будто затронула больную тему. Наконец он сказал:
– Я тебе скажу, но не хочу, чтобы ты думала, будто я какой-то псих.
– Ничего не обещаю.
– Я за тебя волновался.
– Замени?
– Я подъехал как раз тогда, когда Брэдли отцепил от себя твои руки и оттолкнул тебя. Потом вы кричали друг на друга. И выражение твоего лица после того, как он уехал… Мне просто хотелось убедиться, что ты в порядке и тебя подвезут домой. Я развернул книгу, чтобы не выглядеть ненормальным, и ждал, что ты будешь делать.
Два чувства боролись внутри меня, пытаясь взять верх над моими эмоциями. Первым было сильнейшее смущение от того, какой жалкой я, должно быть, выглядела. Вторым была благодарность за то, каким милым он был, хоть и не знал меня. Благодарность победила.
– Спасибо, – кивнула я. – Это очень…
– Ненормально?
– Нет, мило. Так поэтому?
– Поэтому что?
– Ты сказал, что пошел на выпускной со мной не из-за улыбки, а из-за чего-то другого. Потому что пожалел меня?
– Может, сначала немного пожалел, но потом… ты выглядела так…
– Сексуально? – подсказала я, когда он запнулся.
Он улыбнулся:
– Так одиноко.
Эта шутка стерла улыбку с моего лица.
– Одиноко?
Он не ответил.
– У меня много друзей.
– Не злись. Это было просто наблюдение. Возможно, я ошибался.
– Ты ошибаешься. – А я-то думала, он увидел что-то во мне, о чем я не знала, что-то во мне разгадал. Это было главной причиной, почему мне хотелось его найти. Никто никогда не смотрел на меня с такой проницательностью, как он в тот наш первый вечер. Никто, казалось, никогда не видел ту меня, которая скрывалась под маской. Но по правде, он меня просто пожалел. Он меня совсем не знал. И почему я прямо сейчас не была на вечеринке у Логана?
– Раз так, извини меня. Но хорошо, что я это почувствовал, иначе в тот вечер у тебя не было бы липового парня.
– Верно.
Он провел рукой по волосам и посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, будто снова извинялся. Это помогло.
– Мое имя. Нет, оно не может одновременно служить словом.
Точно, вернемся к игре.
– Хорошо, имя связано с не очень известной личностью, оно может служить фамилией, но не широко известной, и не может использоваться в предложении как обычное слово. Это сложно.
– Ну, существует миллион имен, так что да… – У него замечательная улыбка. Его верхние зубы были прямыми, но нижние боролись за пространство и образовывали слегка искривленный ряд. – И я думаю, что только такие вопросы можно задать насчет имени. Ты сдаешься?
– Нет, можно задать не только такие вопросы. Это место?
– Уверен, каждый может найти место с его именем.
– Тогда это место, о котором ты не знаешь?
– Да.
– Хорошо, значит не Даллас и не Хьюстон, тогда…
– Ты неравнодушна к Техасу?
– Просто о них я подумала в первую очередь. – Я осмотрела салон машины в поисках какой-нибудь подсказки. Писем или заметок. Ничего.
– Ты пытаешься сжульничать?
– Может быть. Твою сестру назвали Бек. Можешь сказать, есть ли в этом какое-то особое значение? – спросила я, думая, что, может, это послужит подсказкой.
– На этот вопрос нельзя ответить просто «да» или «нет». Мы закончили с игрой?
– Хорошо, мистер Я-следую-правилам, я аннулирую вопрос.
Он убавил звук радио, мешавшего нашему разговору.
– Мою сестру назвали в честь Ребекки из Библии, но тебе это не поможет, потому что ее назвал папа, а мне имя дала мама. Папа очень религиозен. А мама, художница-хиппи, предпочитает свободу.
– Правда? Как так получилось?
– Мама принесла несколько картин на выставку, которая проходила в церкви. Ее посещал мой папа. Прошло двадцать лет, а они все еще вместе.
– Круто.
– Да, они очень классные.
Я уставилась на мерцающие на дисплее цифры, обозначающие частоту радиостанции. Это радио я никогда не слушала, поэтому не узнала тихо играющую песню.
– Знаешь, в чем мы преуспели благодаря этой игре?
– В чем?
– Обострилось предвкушение.
Он засмеялся:
– Я знаю. Могу я просто навечно остаться временным Брэдли?
– Нет. – Я повернулась к нему на своем сиденье. – Мне правда хочется знать твое имя.
Он сжал руль, не отводя глаз от дороги. Солнце село, небо стало серым и с каждой минутой темнело все больше. Он облизал губы и хриплым и тихим голосом произнес:
– Увиденное и знакомое, Растворяясь в игре воображения, Становится иллюзорной вспышкой света, Дежавю, прошлым, вечностью.