Идрис и Фтанг тут же подскочили к нему, подхватывая под руки, не давая упасть.

— Ты что, старый хрыч, помирать вздумал?! — прошипел Идрис, его лицо исказилось от беспокойства. Он тут же приложил свои длинные, холодные пальцы ко лбу старика, пытаясь настроить внутренние потоки энергии на целебный, успокаивающий лад. — Не время еще! Мы же не договорились!

— К’тууууул! — заревел Фтанг так, что в радиусе километра все суслики попрятались в норы, а на глазах великана чуть ли не выступила соленая влага. — Ниумираааай! Кто же тогда будет рассказывать мне сказки?!

Старик откашлялся, сплевывая на сухую землю сгусток темной слюны. Черная пелена медленно сошла с его глаз, хотя мир после такого сильного спазма все еще качался и плыл.

— Все… все нормально, — прохрипел он, отталкивая заботливые руки своих спутников. — Не дождетесь. Просто… — он сделал глубокий, дрожащий вдох, — просто наш общий знакомый, этот настырный мальчишка-барон… похоже, только что снова активировал свою руну. И, судя по силе импульса, который долетел даже сюда… он явно не в бирюльки играет.

Ночь в Старой Руссе была тихой и прохладной. В отличие от шумного, вечно суетящегося Новгорода, здесь жизнь текла размереннее, суровее, подчиняясь почти военному распорядку, который установил ее правитель. Даже ветер, казалось, дул здесь по команде, не решаясь лишний раз трепать флаги с изображением оскаленного волка на башнях крепостной стены.

В своих покоях, в самом сердце Дворца (если имение государя можно было так называть), не спал только один человек — сам Олег Святославович Романович. Он сидел в большом, грубоватом, но удобном кресле у окна, освещенный лишь тусклым светом одинокой свечи.

На его коленях лежала книга — толстый том в простом кожаном переплете. Пальцы царя, привыкшие к рукояти меча, сейчас осторожно, почти нежно, перелистывали пожелтевшие, исписанные неровным почерком страницы. На обложке, выведенное теми же неумелыми, но старательными буквами, виднелось название: «Из Кустов Войны».

Опытный читатель довоенных столетий, сведущий в военной истории, наверное, догадался бы, что это — переписанный от руки каким-то не очень грамотным, но усердным писарем, знаменитый трактат «Искусство войны» старого китайского военачальника.

Но, увы, таких читателей в этом мире, что пережил глобальную катастрофу и откатился на несколько столетий в своем развитии, просто не было. Для Олега Святославовича эта книга была сокровищем. Источником мудрости, руководством к действию.

Он читал и перечитывал ее десятки раз, находя в древних строках ответы на современные вопросы, черпая вдохновение для своих собственных стратегий.

«Война — это путь обмана. Поэтому, если ты и способен, показывай противнику свою неспособность…» — он беззвучно шевелил губами, вчитываясь в знакомые строки.

Да. Обман. Хитрость. Этого так не хватало его прямолинейной натуре. Он был воином, а не политиком. Но теперь, заключив союз с Долгоруковым, ему приходилось учиться. Учиться играть в их игры, учиться видеть на несколько шагов вперед.

Внимание царя отвлекло внезапное сияние. Оно было не здесь, не в комнате. Оно пришло снаружи. Романович поднял голову, нахмурившись.

За окном, на востоке, там, где за темным лесом и водной гладью Ильменя лежал Великий Новгород, в небо ударил столб света. Ярко-синий, почти ослепительный, он на мгновение затмил даже свет луны, окрасив низкие осенние облака в призрачные, нереальные тона.

— Это что еще за херня? — проговорил он одними губами, вставая с кресла и подходя к окну.

Он стоял, широко расставив ноги, скрестив руки на могучей груди, и смотрел. Смотрел на это невероятное, пугающее и одновременно завораживающее зрелище. Синий столб света, исходящий откуда-то из-за горизонта, пульсировал, словно живой.

«Что ты там опять удумал, барон?» — мелькнула у него в голове мысль. Он был почти уверен, что это дело рук Кулибина. Только этот непредсказуемый инженер, этот странный «десница» Долгорукова, был способен на такие фокусы.

Сам того не понимая, Олег Святославович был полностью уверен, что это самое логичное и верное объяснение случившемуся.

Столб света медленно, неохотно, начал угасать, таять, растворяясь в ночном небе. Через несколько секунд от него не осталось и следа. Снова лишь звезды, луна и темные, тяжелые облака.

Романович постоял у окна еще немного, вглядываясь в темноту, словно пытаясь разглядеть там ответы на свои вопросы. Затем он хмыкнул, покачал головой и вернулся к столу. Взяв свой кубок, он одним махом осушил его до дна, смахнул остатки пива с усов тыльной стороной ладони, проморгался и, не раздеваясь, рухнул на свою широкую кровать, застеленную медвежьей шкурой, и заснул.