Конечно, они все заметили. Конечно, переполошились. Этот столб света, ударивший в ночное небо, был виден не только из каждого уголка Хмарского. Я с ужасом подумал, как далеко его было видно. До Новгорода? До Руссы? А может, и дальше?

Не удивлюсь, если завтра ко мне снова нагрянут гонцы от обоих царей с требованием немедленно объяснить, что за светопреставление я тут устроил. Да и тот же К’тул, если он все еще жив… он тоже мог это видеть. Мысли об этом заставили меня слегка нахмуриться, но я тут же отогнал их прочь. Будем решать проблемы по мере их поступления.

Толпа потихоньку начала расходиться, люди перешептывались, бросая любопытные взгляды на мой кабинет, на черный куб, видневшийся в дверном проеме. Лишь Михалыч задержался на пороге.

— Саша, — он посмотрел на меня своим привычным, строгим, но в то же время заботливым взглядом. — Ты уверен, что все в порядке?

— Уверен, Андрей Михайлович, — кивнул я. — Более чем. Завтра все покажу и расскажу. А сейчас — спать. Вам тоже отдых нужен.

Старый кузнец еще раз окинул взглядом комнату, задержался на «Фениксе», крякнул, покачал головой и, ничего не сказав, развернулся и пошел прочь.

— Вы тоже идите отдыхать, — сказал я Ивану и Руслану, которые все еще стояли в кабинете, переводя дух после нашего маленького приключения и последующего народного схода. — Завтра с утра возьмем немного того металлолома, что лежит у кузницы, и попробуем соорудить что-нибудь новое, на пробу. Проверим эту железяку в деле. А пока оно будет работать, — я потер уставшие глаза, — я, пожалуй, съезжу за Скворцовым. Думаю, ему будет крайне интересно взглянуть на это чудо. Да и рука моя… — я посмотрел на черные узоры, все еще видневшиеся под кожей, — требует его магического вмешательства.

— Хороший план, барон, — кивнул Иван. — Тогда до завтра.

Я проснулся рано. Судя по густой, бархатистой темноте за окном, до рассвета было еще далеко — наверное, часов шесть, может, начало седьмого. Но сна не было ни в одном глазу. Тело, пусть и уставшее после вчерашних подвигов, было полно какой-то новой, незнакомой мне энергии, а мозг, отдохнувший за несколько часов глубокого, почти беспробудного сна, работал четко и ясно, требуя немедленных действий.

В нашей ситуации медлить было нельзя.

Выглянув в окно, я порадовался. Ночной дождь, который грозился начаться еще вечером, так и не пошел. Погода стояла сухая и безветренная, хотя и прохладная. Над землей стелился легкий туман, а в воздухе пахло ранней свежестью и мокрой листвой. Идеальный день для того, чтобы творить историю.

Я быстро оделся, накинул на плечи теплый плащ и вышел во двор. Поместье еще спало, погруженное в тишину и предрассветный полумрак. Лишь в окнах кухни горел тусклый свет — женщины уже начинали готовить завтрак. Да еще одна одинокая фигура маячила у ворот, мерно прохаживаясь вдоль частокола.

Иван. Конечно же, это был он. Предводитель хламников, даже находясь в относительной безопасности нашего поместья, не мог позволить себе расслабиться. Он патрулировал, осматривал окрестности. Старая привычка воина, для которого бдительность — синоним жизни.

Я направился к нему. Мои шаги гулко разносились в утренней тишине, и он тут же обернулся, его рука инстинктивно легла на рукоять меча. Увидев меня, он расслабился.

— Не спится, барон? — спросил он, когда я подошел ближе. Его голос был тихим, но в нем не было и тени сонливости.

— Дела не ждут, Иван, — ответил я. — Помощь твоя нужна.

Кречет, не задавая лишних вопросов, не раздумывая ни секунды, тут же кивнул и двинулся за мной. Эта его молчаливая, безоговорочная готовность действовать вызывала глубокое уважение. Он был человеком дела, а не слова. И я ценил это больше всего.

По пути к дому мы выцепили Михалыча, который, как и я, был ранней пташкой. Старый кузнец как раз выходил из своей комнаты, направляясь в кузницу, чтобы разжечь горн. Увидев нас с Иваном, он нахмурился.

— Что стряслось спозаранку? — проворчал он. — Неужто опять какая напасть?

— Почти, Андрей Михайлович, — усмехнулся я. — Напасть трудового энтузиазма. Помощь твоя тоже нужна будет. Пойдем.

Мы втроем вошли в мой кабинет. «Феникс» все так же невозмутимо стоял в центре комнаты, его черные, матовые грани поглощали тусклый свет, пробивавшийся в окно.

— Вот, — я кивнул на принтер. — Эту штуковину нужно вынести на улицу.

Михалыч окинул «Феникс» недоверчивым взглядом, почесал свою седую бороду.