– Мы…

Кьюр Магар не позволил себя прервать, продолжив:

– Проигнорировав специдентификатор на высочайшие полномочия, который я зарегистрировал в системе хаба Трака при стыковке, в нарушение сразу нескольких правил Галагидиса меня вынудили покинуть судно и обратиться к вам лично для пополнения запасов воды. На обратном пути моей командой были официально зафиксированы еще три попытки дискредитации, нападения и даже уничтожения граждан Благословенного Лиамарила со стороны службы безопасности станции. Требую вашего пояснения по данным инцидентам.

– О каком уничтожении вы говорите? – возмутился заметно разволновавшийся трак. – Мы всего лишь пытались задержать ваш вылет… не позволить судну покинуть шлюз станции и ни о каком нападении или…

– Сомкнуть контрольные лопасти шлюза перед движущимся кораблем вы не считаете попыткой уничтожения? – с демонстративной иронией уточнил высочайший Кьюр Магар.

Откровенно говоря, если бы со мной говорили таким вот снисходительно-презрительным тоном, как с нашкодившей дурочкой, я бы тоже сорвалась. Но натерпевшись на станции, где эта жаба начальник…

– Вы не получили разрешения покинуть станцию и не имели права на вылет! Ведь на вашем корабле находи…

Завершить обвинения взбешенному траку вновь не позволили. Голос высочайшего Магара звучал сухо и холодно, как у судьи при вынесении смертельного приговора. И сам он выглядел бесстрастным, бесчувственным, непоколебимым как скала, которую не волнуют мелкие делишки жалких смертных.

– Я один из верховных членов Галагидиса, второе лицо Лиамарила, мне не требуется разрешение покинуть транспортный хаб, один из миллиона в Тесее. Своим присутствием на станции Трака я оказал ему честь, которая не была оценена по достоинству. Более того, правительство Трака в лице руководителя хаба четырежды покусились на честь, свободу и жизнь нескольких граждан Лиамарила. В связи с чем Благословенный Лиамарил выражает Траку официальный протест. И пока все четыре инцидента не будут должным образом расследованы, а виновные наказаны по всей строгости закона таким образом, чтобы это устроило Лиамарил, мы уведомим Галагидис и предоставим доказательства, что транспортировка грузов и пассажиров через ваш сектор опасна и нежелательна.

Лицо трака на экране транслировалось крупным планом, было отчетливо видно, как минуту назад буро-зеленое, самоуверенное и злое, оно посерело и покрылось испариной. Понятно, почему лоукрот Ми Кра Виж испугался. Своими необдуманными действиями этот явно зарвавшийся начальник, возможно, рассчитывавший на вознаграждение от эмаргов за свою услугу, только что оставил свой мир без внушительной статьи дохода, пожалуй, основной. Чего траки ему не простят. Уж я-то видела, как они отправили в утилизатор не то правых, не то виноватых.

– Высочайший, меня ввели в чудовищное заблуждение! Я лично готов принести…

Слушать его оправдания высочайший не стал. Связь прервалась, картинка с перепуганной мордой с выпученными болотными глазами и прижавшимися к затылку ушами-жгутиками исчезла, сменившись бесстрастными цифрами.

Завершив разговор, Кьюр Магар отдал новый короткий приказ капитану. Похоже, мы скоро покинем это негостеприимное место, вон как корабль ускорился перед переходом в гипер.

Затем высочайший лиамарил подошел ко мне, еще больше сжавшейся от напряжения под его внимательным взглядом. Склонившись надо мной, деактивировал фиксатор ремней и посмотрел мне в глаза. Мы оказались так близко друг к другу, что я ощущала его дыхание, свежее, с едва ощутимым ароматом карамели. Как и он, наверняка еще и следивший за моей реакцией, я рассматривала его лицо в обрамлении волос глубокого, насыщенного фиолетового цвета, с чистой смуглой кожей без щетины, густые брови, лиловый, словно пульсирующий светом камешек в украшении на лбу и большие глаза, завораживающие странным фиолетовым пламенем, будто трепетавшем в унисон с налобным камнем.

От настолько близкого контакта с незнакомым мужчиной-иномирянином стало душно, я нервно сглотнула, смачивая пересохшее горло. И вроде даже не шелохнулась, но, наверное, он заметил мое напряжение, потому что выпрямился и с секундной заминкой предложил мне свою ладонь, чтобы помочь выбраться из кресла.

Не хотелось быть следующей на разборе полетов и определении виноватых. После жесткого разбирательства с траком страшно представить, какие санкции применят ко мне. Тяжело вздохнув, я тревожно вгляделась в его глаза, пытаясь найти подсказку: «Быть или не быть?» Пришлось вложить в широкую горячую мужскую ладонь свою, хрупкую, бледную и нежную. Слишком слабую руку, в сравнении с его – когтистой, чуть суховатой и смуглой. Магар легко сжал мои пальцы, как бы напомнив, насколько он сильный и опасный, а я – слабая и беззащитная. Сделал небольшой шаг назад, позволив мне встать, не проехав носом по его груди, и повел из рубки.

Пока я поторапливалась за широко шагавшим сиагирадом по хорошо освещенному коридору, утвердилась в подозрении, что попала на военный корабль. Небольшой, но тем не менее. Ни на одном из трех пассажирских лайнеров, которыми я летала по Тесее, не было дверей, которые бы за секунды раскрывались словно лепестки бутона, раскручиваясь по спирали и ввинчиваясь в переборки. Такие наверняка предназначены на случай разгерметизации во время боевых действий, чтобы одномоментно блокировать отсеки. Вляпалась – слов нет.

Следующим помещением, куда меня привел Магар, оказался медотсек, просторный и ультрасовременный. Даже Бельдилаж, невозмутимый и индифферентный, оценил бы его функционал: с десяток восстановительных капсул, несколько управляющих модулей с различными манипуляторами, панелями и прочими приспособлениями. И трое медиков в такой же белой форме с нашивками на груди, как у экипажа в рубке.

В первый момент, увидев еще троих незнакомцев, я дрессированной собачкой рефлекторно поднесла свободную руку к талии и коротко кивнула, как принято у высших эмаргов при встрече «иностранных гостей неизвестного социального статуса и положения», вежливо, без лишнего пиетета. И вновь, как уже не раз бывало последнее время, мысленно взревела от злости на себя, ведь старательно боролась за право вернуть себе землянку Майю вместе с изначальным воспитанием и установками. Какими бы они ни были, зато мои родные.