Он вспомнил своего наставника, старого хирурга, который говорил: «Руки боятся, а голова знает. Доверяй голове.» Страх отступил, не исчез, но стал тише, как далёкий лай собак Зарного. Доктор перестал отвлекаться на него. переключившись на главное.

Артем открыл глаза. Его руки больше не дрожали.

— Аглая, полотенце, — сказал он спокойно. — И держи судно ближе.

Она кивнула, пододвигая миску. Артём приподнял рубаху Юры, обнажая впалую грудь. Кожа была горячей, липкой от пота.

— Протри спиртом. Не жалей. Большую площадь протирай. Да, вот так.

Аглая обработала бок.

Доктор нащупал место укола — между пятым и шестым ребрами, где лёгкое ближе всего. Игла сверкнула в свете лучины, и Артем ввёл её — медленно, плавно, чувствуя, как металл проходит через кожу.

Юра дёрнулся, тихо вскрикнул, но Аглая мягко придержала его плечи.

— Тихо, Юрочка, тихо, — шепнула она.

Артём подключил иглу к трубке, затем к мехам. Плавно нажал на рычаг, и аппарат зашипел, выдувая воздух. Звук был резким, почти живым, словно в углу притаился старичок-домовой, вздыхающий о нелегкой своей судьбинушке.

Артём следил за Юрой, за его грудью, за лицом. Тут важно все. Внимательно мониторить все показатели, в том числе частоту дыхания и ее глубину. Про пульс не забывать.

Мальчишка стиснул зубы, но хрип стал тише, вдох — глубже. Аппарат работал. Воздух сжимал лёгкое, давая ему отдых, как Артём и планировал. Он выдохнул, впервые за минуту, и почувствовал, как напряжение отпускает, как будто кто-то снял камень с груди.

— Получилось, — сказал он, больше себе, чем Аглае. — Юра, ты молодец. Дыши, парень, дыши.

Юра слабо улыбнулся, его глаза блестели — от боли или облегчения, Артём не знал. Аглая вытерла слёзы, бормоча что-то про «чудо». Артём осторожно закрепил трубку, чтобы воздух не вышел, и проверил меха. Всё держалось. Работало. Теперь только качать и молиться, что меха не порвутся.

Но это, конечно же, было только начало — Юре нужна не одна такая процедура, чтобы зараза отступила, — однако же первый шаг был сделан.

* * *

Артём вышел из палаты, тихо прикрыв за собой дверь. Процедура коллапсотерапии прошла успешно — Юра дышал ровнее, хрипы затихли. Динамика оказалась положительной уже после первой процедуры. Удивительно, но аппарат Никодима сработал идеально.

Аглая осталась с мальчишкой, шепча ему что-то утешительное, пока он засыпал, утомлённый болью. Артём вытер пот со лба, чувствуя, как напряжение отпускает, но усталость наваливалась, как мешок с зерном.

Он шагнул в узкий коридор больницы. Ожидал увидеть мать Юры у двери — с новым потоком французских проклятий. Но вместо этого замер, моргнув от неожиданности.

На лавке у стены, свернувшись в клубок, как кошка, спала Вера Николаевна. Её модное платье, задралось, обнажая щиколотки, а шляпка валялась на полу. Женщина трубно храпела.

Артём подавил смешок. Он взглянул на Аглаю, которая выскользнула из палаты и теперь стояла рядом, зажав рот платком, чтобы не расхохотаться.

— Иван Палыч, — прошептала она, глаза блестели. — Надо бы на заметку взять — успокоительное для особо буйных!

Вера Николаевна во сне забормотала.

— O mon coeur… (О, моё сердце…) Ростислав, где ты, mon mari… (мой муж…), — пропела она, переходя на невнятное мычание. Её рука свесилась с лавки, пальцы дёрнулись, будто ловя невидимый бокал.

— Пусть поспит, — сказал Артём Аглае, выпрямляясь. — Юра отдыхает, я проверю его через час. А ты… следи, чтобы она не свалилась. И не давай ей больше ничего спиртного. Напои, как проснется, лучше крепким чаем.

Аглая хихикнула, но кивнула, подбирая шляпку Веры Николаевны с пола. И вдруг, воровато поглядев на спящую женщину, примерила.

«Женщины», — улыбнулся Артем, покачав головой.

— Аглая…

— Да я только примерить, ничего такого и в мыслях не было! Господи, какая красивая! а мягкая какая! Шелковая? как есть шелковая!

— Аглая, положи, это чужая вещь.

Аглая с явной неохотой вернула хозяйке шляпу.

— Да уж, Иван Палыч, с этой Верой Николаевной не заскучаешь. А Юрочка… он правда поправится?

Артём посмотрел на дверь палаты, за которой спал Юра.

— Поправится, — сказал он твёрдо.

— Слава богу! — перекрестилась Аглая.

Доктор шагнул к выходу, но остановился, услышав, как Вера Николаевна во сне перешла на новый куплет:

— Vive l’amour… (Да здравствует любовь…).

Храп заглушил слова, и Артём, не выдержав, рассмеялся.