Шрифт:
Где-то совсем рядом куковала кукушка. Закурлыкала в синем небе журавлиная стая. А вот — жужжа совершенно по-летнему — пролетел шмель.
— А я завтра после обеда в город… в книжную лавку…
— Я вас провожу!
— Ах, Иван Палыч… Может, на «ты» уже? Ну, когда не на людях…
* * *
Проводив Аннушку, Иван Палыч спустился с платформы и, насвистывая что-то веселое, зашагал по тропе в деревню. Здесь вот, через старую вырубку, можно было значительно срезать путь.
Сердце пело. В унисон ему пела душа. На губах еще стоял терпкий вкус поцелуя — по пути к станции имелось немало укромных мест.
Ах, Аннушка… Аня…
— Ну, здоров будь… дохтур!
Из-за старой осины вдруг выступила наперерез фигура в серой солдатской шинели.
— Гвоздиков? — неприятно удивился врач. — Я же вас на амбулаторное выписал!
— Я про другое… Чужих девок зачем уводить?
Парен гнусно ухмыльнулся. Сверкнул в руке нож.
Нож… Кирпич… Смерть!
Как тогда… когда его убили…
Артем дернулся… и, не думая, вышиб нож ногою. А потом ударил наглеца кулаком в лицо. Вмазал от души, не стесняясь.
Тот свалился наземь и что-то глухо заворчал.
Все же раненый. Доктор ощутил укол совести.
Ну, а как еще было сейчас поступить? Умирать второй раз было что-то не очень охота.
— Сам станешь? Дойдешь?
— Без тебя как-нибудь!
Встанет.
— Нож я заберу. Потом отдам… когда остынешь.
Подобрав нож, Иван Палыч быстро зашагал по тропинке.
Бросив ему в след полный бешеной ненависти взгляд, Яким поднялся на ноги. Немного подумал и, мстительно усмехнувшись, зашагал к станции. Там, выпив кружку кипяченой воды из стоявшего в дальнем углу зала жестяного бака, Гвоздиков подошел к дежурному.
— Мне б телеграмму отбить.
— Вон там, аппарат, — лениво указал тот. — Предупреждаю — у нас две копейки слово.
— Пойдет!
Парень зашарил по карманам шинели. На скуле его расплывался синяк.
— Тогда прямо телеграфисту заплатите.
«Имею важныя сведения тчк некто из липок», — такая вот вышла телеграмма. На двенадцать копеек мелочью.
— Что, так и писать — Некто? — возмутился было телеграфист. — Не положено!
— Ну, пиши — Иван. Там поймут.
— Где поймут?
— Где надо… — Яким приложил палец к разбитым губам.
— Ну, как знаете… Да, и адрес…
'Почтамт, до востребования…
…г-ну Гробовскому'
Глава 11
Артём шёл к кузнице Никодима, перепрыгивая лужи, которые после вчерашнего дождя превратили Зарное в сплошное болото. Саквояж бил по бедру, но настроение было приподнятым — впервые за все эти дни, что он тут, в этом богом забытом углу находился, он чувствовал, что может сделать что-то по-настоящему значимое.
Да и общение с Анной способствовало хорошему настроению.
Еще на подходе Артем увидел дым. Он вился над соломенной крышей, а звон молота разносился так, что заглушал лай Трезора. Неужели кузнец не успел изготовить аппарат? Ждать больше уже нельзя — Юре совсем плохо…
Артём прошел напрямки в кузницу, толкнул дверь и шагнул внутрь, щурясь от жара горна.
В полумраке, прорезанном искрами, Никодим бил молотом по раскалённому пруту. Его рубаха, мокрая от пота, липла к спине, а глаза, тёмные, как уголь, только мельком глянули на гостя.
— Никодим, здорово! — Артём кашлянул, перекрикивая звон. — Закончил?
Кузнец хмыкнул, не отрываясь от работы.
— Закончил, доктор. Вон, гляди.
Он кивнул на стол в углу.
Там лежал аппарат — странное сооружение из кожи, дерева и металла. Кузнечные меха переделаны и даже в некоторых местах перешиты, они соединялись с каким-то хитроумным клапаном. От небольшой колбы отходила трубка с иглой, тонкой и длинной. Несколько заклепок, до безобразия грубых. Шуруп…
Впрочем, если понять общий замысел, то не так все и плохо. Можно даже сказать — хорошо.
Артём шагнул ближе. Это было оно — конечно, не пневмоторакс XXI века, но для 1916 года — почти чудо.
Доктор нажал на меха — и воздух с сухим свистом вышел из кончика иглы. Подкрашенная вода при этом, находящаяся в тонкой мерной мензурке, поднялось на три деления.
— Это вы сейчас три кубических дециметра выдули, — деловито пояснил кузнец.
— Погрешность большая? — деликатно спросил Артем, понимая, что цифрам на мензурке, едва ли можно доверять — выглядело все очень кустарно.