— Ранен. Но, так, легко…

— Раз уж ранен, я обязательно приду! Сегодня же. Скажите — пусть ждет.

Ну, понятно все с вами, любезнейшая Анна Львовна. Вот, значит, как… Жаль… Но, что поделать? Раз она… раз они… Сердцу-то не прикажешь!

* * *

Анна Львовна явилась в больницу уже ближе к вечеру, правда, успела до темноты. За усадьбой Ростовцевых, за дальним лесом, уже клонилось к закату рыжее осеннее солнце. На скошенных лугах уже протянулись длинные тени еще не вывезенных стогов. Над стерниной, кружа, кричали вороны.

Записав в журнал все назначения, Иван Палыч подошел к окну. Анна и этот… Яким стояли в глубине двора, у старой березы… Ворковали о чем-то, голубки. Вот Яким взял учительшу за руку… притянул к себе… обнял… попытался поцеловать…

Да-да! Вот именно, что — попытался. Анна отпрянула, вырвалась. Мало того, закатила нахалу пощечину! Да такую звонкую! Ай, молодец… Неужели… Неужели, это юный нахаленок и вправду врал, хвастал? Опорочил бедную девушку. Да за такие дела — морду бить!

Артем хотел уже выскочить на улицу — и что там потом было бы — Бог весть, но… Но, перехватила заглянувшая в смотровую Аглая:

— Иван Палыч! Я Юрочке отвар дала. Ну, сходила к Марфе… Марфа сказала — Живицы в мальчонке нет! Помрет, сказала… Ой, Иван Палыч… Неужто, и вправду, помрет? Такой мальчишка хороший… не смотри, что из помещиков… Не то, что его чучундра мамаша!

— Как ты сказала? Чучундра? — махнув рукой, доктор расхохотался от всей души. — Знаешь, Аглаюшка… Я сам — чучундра!

— Да что вы такое… — фыркнула девушка. — А! Вас, верно, Субботин, паразит, обманул с питанием?

— А Субботина я и не видел. Там, в трактире, другой был… управляющий…

— А-а, Сильвестр! Так это выжига еще похуже Субботина… — зачем-то оглянувшись, Аглая понизила голос. — По селу болтают, будто Сильвестр когда-то лиходеем на Москве был!

— Лиходеем? Бандитом что ли?

— Ну… — кивнула та. — И лиходеем — непростым… Ой, не зря он сюда приехал. Мутят что-то с Суботиным! Вот, ей-богу, мутят! И сколок он у вас запросил за день?

— Тридцать копеек… и еще десять копеек развозных…

— Ого ж! — непритворно ахнула девчонка. — Вот уж точно — креста нет! За питание-то и половины того за глаза б хватило! И две копейки — развозных. Что тут и ехать-то? Ой… что теперь в управе-то скажут?

— Да поддержат, утвердят, — глянув в окно, отмахнулся доктор. — Там неплохие люди сидят.

— Ой, Ива-ан Палыч…

— Так, пойду-ка я… Воздухом подышу… Вернусь скоро!

— Вы, только, Иван Палыч, хоть пальтецо накиньте. Холодает.

— Да тепло еще!

Выскочив на крыльцо, Артем нос к носу столкнулся с Гвоздиковым. Парень что-то гневно шептал про себя — похоже, ругался.

Ну-ну. Клизму назначить тебе, Гвоздиков, надобно, для профилактики. Причем двойного объема. Для того, чтобы время было подумать о жизни, о вечном.

— Анна Львовна, постойте! — доктор нагнал девушку у стерни. — Хочу… хочу извиниться… Верно, был несколько груб.

— Вы? Грубы? Да Бог с вами, Иван Палыч! Если кто и был груб, так этот… Ах, не хочу и говорить!

— Вы… вы про того парня? — напрягся Артем.

— Да, про Якима. Ну, потанцевала с ним вальс… один только раз, на благотворительном собрании. А он что себе возомнил? Ужас! Кстати, танцор он еще хуже, чем вы… Ой…

Девушка передернула плечами.

— Вам холодно, Анна Львовна? — тут же озаботился молодой человек.

— Да что вы — солнце же! И вообще, похоже что Бабье лето! Иван Палыч… — учительница задорно сверкнула глазами. — А, знаете, что? А пойдемте, погуляем. Вон, по тропинке, к рощице. Смотрите, липы такие чудные, клены. Если, правда, у вас время есть…

— Да есть! Прогуляемся… Конечно же!

* * *

Усевшись прямо на ступеньки крыльца, сельский сердцеед Яким Гвоздиков проводил ушедших тяжелым ненавидящим взглядом.

— Ишь, курвища… С доктором пошла. А тот-то и рад! Сволочь… Ну, ничо, ничо…

— Яким! — вышел на крыльцо рядовой Терентьев. — Что так-то сидишь? Махорочки? Уж хороша, ядрена!

— Да пошел ты со своей махорочкой… пойду, продышусь.

* * *

Иван и Аннушка целовались за липами. Поначалу — робко, а потом все сильнее и сильнее.

Словно радуясь их счастью, сияло за деревьями солнышко…

А яростью сияли глаза прячущегося в кустах Якима.

— Ништо-о, ниш-то-о… — злобно шептал уязвленный парень. — Ишо погляди-им… погляди-им.