– Тетя Алия купила мне платье, туфли и ботинки, - говорит Грейси.

– Уже купила? Когда?

– На днях. Она приходила, когда вас с дядей Лиамом не было.

Через несколько минут я иду на кухню, чтобы встретиться с девочками, и замираю на месте, когда мой взгляд падает на Кэтрин.

– Это «Versace»?

– Твоя сестра купила его, - стонет она.

– Конечно, купила.
– Я качаю головой и поворачиваюсь к Грейси.
– Ты готова?
– спрашиваю я Кэтрин.

Я изо всех сил стараюсь не замечать, как хорошо она выглядит в обтягивающем черном платье. У него глубокий вырез с большими пышными рукавами, но то, как материал обнимает ее бедра, заставляет мой взгляд скользить по ним и почти умолять ее повернуться, чтобы я мог увидеть, как это выглядит сзади. Волосы она оставила распущенными, уложенными свободными локонами. Длинные, светлые, распущенные локоны. Точно так же, как она носила их в колледже. Когда я встречаюсь с ее глазами, они уже не те светло-голубые, которые я помню. Конечно, цвет тот же. Но теперь они словно погасли. Кэтрин потеряла тот свет, который был у нее раньше. Наверное, то же самое она могла бы сказать и обо мне. Я достаточно смотрел на себя в зеркало, чтобы понять, что это правда.

– Не думаю, что я когда-нибудь буду готова к этому, - говорит Кэтрин.

Я сжимаю ладонь Грейси в одной руке, другую кладу на спину Кэтрин и веду их к ожидающему внедорожнику. Я договорился, чтобы похоронное бюро было закрыто для посторонних. Никто не сможет ни войти, ни выйти. Стекла в машине тонированы, поэтому никто не сможет заглянуть внутрь. Это был единственный способ убедить Кэтрин присутствовать на похоронах ее матери.

Здесь только мы. Моя семья, Кэтрин и Грейси. Потом ее мать кремируют.

Как только мы все усаживаемся в салон внедорожника, я беру Кэтрин за руку. Она не смотрит на меня, но держится. Крепко. Я чувствую, как дрожит ее тело. Я не знаю, расстроена ли она из-за того, что сегодняшний день значит для нее, или боится, что ее увидят.

– Я тут подумал… После окончания сезона мы могли бы взять Грейси куда-нибудь в путешествие. В отпуск.

– В отпуск? Куда?
– спрашивает Грейси.

– Куда захочешь, - говорю я ей.

– Дисней?
– Она уже подпрыгивает на своем сидении. Я замечаю волнение на ее лице.

– Ты уже была там?

– Нет. А ты?

– Был, но это было очень давно, - говорю я ей.
– Ладно, значит, Диснейленд, так и сделаем. Решено.

– Грей, у нее занятия. Мы не можем просто забрать ее из школы, чтобы погулять по тематическому парку, - шепчет мне Кэтрин.

– Можем и заберем. Это всего лишь неделя. А она умная девочка. За неделю она не отстанет.

– В любом случае, я не могу повлиять на твое решение. Ты просто будешь делать все, что захочешь, - огрызается Кэтрин.

– Да? А где, блядь, было мое право голоса последние шесть лет, Кэтрин?
– шиплю я в ответ.

– Нет!
– кричит Грейси, и мы с Кэтрин оборачиваемся к ней.

– Что случилось?
– спрашиваю я.

– Ты злишься, - говорит мне Грейси.

– Я не злюсь. Я расстроен, - пытаюсь объяснить я. Хотя, наверное, для ребенка это звучит одинаково.

– Мне это не нравится, - говорит она.

– Мне жаль, Грейси. Все в порядке. Мы в порядке, - заверяю я ее.

Она ничего не говорит. Она смотрит на маму, несколько секунд просто смотрит на нее.

– С мамой не все в порядке.

– Со мной все в порядке, детка. Просто мне грустно из-за бабушки, - говорит Кэтрин.

– Нам не обязательно отправляться в путешествие, мама. Все в порядке.

– Будет весело. Тебе понравится Диснейленд. Кроме того, папа прав. Ты достаточно умна, чтобы пропустить неделю в школе и не отстать, - говорит ей Кэтрин.

Остаток дороги проходит в напряжении. Между мной и Кэтрин. Между мной и миром. И даже между мной и собой. Хотя я не уверен, почему. Я ни в чем не виноват. Это мне нужно наверстать упущенное время. Это я пропустил пять лет с моей дочерью. Не Кэтрин.

Когда мы наконец подъезжаем к похоронному бюро, я почти с облегчением выхожу из машины. Я провожаю всех взглядом и останавливаю отца, как только мы входим в здание. Кэтрин ведет Грейси в переднюю часть зала и садится. К ним подходит распорядитель похорон, и мой взгляд останавливается на гробе, возвышающемся посреди… это алтарь? Сцена? Не знаю. Я никогда не любил церковь и все эти религиозные атрибуты. Как бы это ни называлось, гроб стоит на платформе, усыпанной розовыми и белыми цветами.