– Мама, ты красивая. Ты вернула свои волосы, - говорит Грейси. Она пару раз видела мои фотографии, когда я была блондинкой. Но эта девочка ничего не забывает.

– Спасибо, детка. И да, я сделала это.
– Я подхожу и целую ее в макушку.
– Как дела в школе?

– Скучно, - ворчит она.

– Ладно, а как прошла тренировка?
– спрашиваю я.

– Очень хорошо. Ты должна была быть там. Папа швырнул Адама через весь каток в сетку.
– Она хихикает.

Мои глаза расширяются, прежде чем я перевожу взгляд на Грея, который смотрит на меня так, словно увидел призрака. Думаю, во многом так оно и есть.
– Ты ведь не нападал на ребенка, Грейсон? Скажи мне, что ты этого не делал.

– Я не трогал этого маленького ублюдка. Он споткнулся о мою клюшку. Вот и все.
– Грей ухмыляется.

– Это было здорово. Адам плакал, как малыш, - сообщает Грейси с такой же ухмылкой. Эти двое - как горошины в стручке. И не в хорошем смысле.

– Грейси, это нехорошо. Мы не должны радоваться тому, что другим больно, - говорю я ей.

– Прости, мама.

– Эй, Грейси, тетя Лил принесла тебе подарок. Пойдем, найдем его. Я оставила его где-то в этом большом доме, - говорит Лилиана, поднимая Грейси со стула и выходя из кухни с моей дочерью на руках.

Грей все еще смотрит на меня. Это тяжело. Я изо всех сил стараюсь не съежиться под его пристальным взглядом. Хотя это непросто.

– Как прошел твой полет?
– спрашиваю я.

– Долго, - говорит он, вставая из-за стойки и возвышаясь надо мной. Он наклоняет голову, его глаза прищуриваются, и он подходит ближе.
– Как твой день?

– Долго, - повторяю я.

Он наклоняется и утыкается лицом в мою шею.

– Ты хорошо выглядишь. Почти как девушка, которую я когда-то любил.

Я задыхаюсь, не в силах пошевелиться, пока он не отстраняется от меня и не выходит из комнаты.

Я закрываю глаза, стараясь не расплакаться. В его словах нет ничего такого, чего бы я не заслуживала. Я разбила его сердце. Этого не вернуть и не исправить. Я должна заплатить за свои грехи, и если это мое наказание, то так тому и быть. По крайней мере, он будет рядом, чтобы отплатить мне. Альтернатива…

Что ж, это худшее, что он мог со мной сделать.

Глава двадцать первая

Я ворочаюсь и ворочаюсь всю ночь. Я не могу выбросить Кэтрин из своей гребаной головы. То, как она выглядела, когда я увидел ее сегодня днем. Лилиана не просто привела стилиста. Она повернула время вспять. Это было как шаг в прошлое. Когда все было проще, легче. Когда я не чувствовал этой тяжести в груди, этого гнева, который никак не проходит…

Я не замечал этого, но было легче ненавидеть Кэтрин, когда она не выглядела так, как я ее помнил. Она все еще прекрасна. Черт, я не думаю, что эта женщина может быть некрасивой. Но когда я увидел ее, выглядящей в точности как девушка, в которую я влюбился и которую оплакивал шесть долбаных лет, мое сердце перестало биться.

– Папочка, ты проснулся?
– Грейси прыгает на моей кровати.

– Да, детка. Что случилось?
– спрашиваю я.

– Мама сказала, что сегодня мы должны попрощаться с бабушкой, - говорит она.

– Да, мы должны.
– Я вздыхаю.
– Иди сюда.
– Я протягиваю руку, и Грейси прижимается ко мне.
– Тебе грустно?

– Мне нравилась бабушка, - говорит она.

– Знаешь, если ты больше не можешь кого-то видеть, это не значит, что ты не можешь с ним поговорить. Если ты говоришь, бабушка тебя слышит.

– Как когда мама разговаривала с тобой?

– Твоя мама говорила со мной? О чем?

– М-м-м, не знаю, но она часто повторяла «прости». Она постоянно говорила это перед сном.

– Да, что-то в этом духе.

– Может, когда-нибудь ты и мое имя напишешь? У тебя есть мамино имя, но нет моего, - спрашивает Грейси, проводя своими крошечными пальчиками по татуировке на моих ребрах.

– Я не знал, как правильно написать твое имя. Поэтому тебе придется написать его для меня, а потом я отнесу его в тату-салон и сделаю копию.
– Я постукиваю себя по груди.
– Над сердцем.

– Почему здесь? Разве это не больно?
– Она корчит рожицу, будто только что укусила лимон, и я смеюсь.

Уверен, что на ребре болит гораздо сильнее, малыш.

Но вслух я этого не говорю. Вместо этого я отвечаю:

– Я хочу, чтобы это было рядом с моим сердцем, потому что ты - единственная девочка в мире, которой оно принадлежит, Грейси. Кроме того, твой папа - хоккеист, а хоккеисты крепкие. Я даже не почувствую этого.

– Это правда.

– Нам пора вставать и собираться.
– Я вытягиваю руки над головой и зеваю.