Брать с собой детей она категорически не хотела. Договорились же с сиром Ламбертом, что весьма-весьма попозже он приедет в Озёрный и без лишнего шума удочерит Мелиссу. Зачем тащить детей в эту дыру, да ещё полную чванливых идиотов и идиоток, явившихся пожрать за чужий счёт и поглазеть на простолюдинку, купившую себе породистого супруга? Отец однако, как всегда, сделал по-своему, и на бракосочетание они отправились вчетвером. Не считая охраны, понятно: охранников Август Ферр нанял целый десяток.

Погода стояла солнечная, сухая, а днём так даже тёплая. Ухоженные лошади резво катили гномьей работы карету, которая только мягко покачивалась на ухабах, а не вытряхивала душу из своих седоков. Елена, заранее подробно расспросившая наёмников о дороге, рассказывала детям о местах, через которые они проезжали. Отец перечислял родственников из других ветвей Ферров, называя города, где те живут, и мануфактуры, которыми владеют. Заставлял Тео повторить, тот путался и сбивался, отвлекаясь то на всадников, сопровождающих карету, то на живность вдоль дороги. Тогда влезала Мелисса, бойко отвечая на вопросы, и торжествующе показывала брату язык. Елене от этих милых, таких семейных сценок хотелось завыть и побиться головой об дверцу. На кой ей сдался этот сир Ламберт со своим голозадым братцем-бароном? Из-за него придётся месяцами не видеться с детьми, а у Мелиссы скоро начнётся возраст, когда рядом обязательно должна быть близкая девочке взрослая женщина. Попросить Сандру, чтобы почаще приходила в гости с племянником? Тео с Марком неплохо ладят, а Мелисса бы… «А Мелиссу палкой не отгонишь от брата с его приятелями, — поправила себя Елена. — Нужна ей какая-то матушкина подруга! Впрочем, не будет рядом матушки, так может, и тётушка Сандра сгодится? Пусть поучит девчонку рисовать, у Мелиссы вроде бы неплохо получается. Таланта, как у Летиции Хорн, у неё нет конечно, но набросать эскиз для вышивки или подрисовать под дружеским письмом какой-нибудь милый пустячок вместо подписи — почему нет? Учат же нас всех играть на лютне, хотя у Тео музыкальный слух отсутствует как таковой, да и у меня с ним неважно…»

Глава наёмников, дядька весьма уже в годах, а потому опытный путешественник, по просьбе Елены рассчитал время так, чтобы прибыть в Волчью Пущу в последний день перед обрядом: не хотелось Елене болтаться ни в замке, ни вокруг него даже лишние полчаса. Вот наденет браслеты сира Ламберта, тогда уже и осмотрит всё, что сочтёт нужным (а вернее, просто — всё). А в сомнительном статусе невесты она лучше проведёт вечер на постоялом дворе, отговариваясь тем, что устала с дороги, а завтра ей сил понадобится много. Главным образом, чтобы сдерживаться и не разговаривать со стадом жениховых тётушек и кузин так, как они того заслуживают.

Умывшись и перекусив, отец взял Тео и Мелиссу и повёл их осматривать городок, а заодно и продемонстрировать маленьких Ферров всем любопытным. Елена подумала, что её дети наверняка покажутся здешним жителям гораздо больше похожими на настоящих благородных сеньоров, чем следующий барон Волчьей Пущи и его братья-сёстры… и вполне могут именно этим не понравиться.

Ну и в Бездну их всех! Она села у камина, вытянув ноги и пристроив их на низенькой скамеечке. Судя по тому, что стояла та у комода со статуэткой Торна, на скамеечку эту полагалось преклонять колени. Елена однако рассудила, что её ступни в одних чулках не почище ли будут, чем колени какого-нибудь всадника, в дороге пропылившегося до печёнок, и переставила скамеечку к камину. Впрочем, в качестве компромисса она застелила её несвежим платком, который всё равно пора было отдавать в стирку. Успокоив таким образом свою совесть, она взяла книгу, купленную исключительно ради гравюр Летиции. «Не читайте, — смеясь, предупреждала та, — зубы заболят, до того всё приторно». Приторно было в самом деле до зубной боли, но слог был неплох и характеры, хоть и идеализированные до слащавости, картонными не казались. Елена ещё раз посмотрела на обложку, запоминая автора. А не пишет ли эта дама, только под другим псевдонимом, плутовские романы про очаровательную мошенницу вроде знаменитой Сойки? Стиль похож… Надо спросить Летицию, она должна знать такие вещи.

Словом, думалось о чём угодно, только не о завтрашнем дне и не о той жизни, что после него начнётся. Головни в камине догорали, рассыпаясь на золотисто-красные угольки, книга была умеренно, приятно даже глуповатой, иллюстрации Хорн, как всегда в романах этого направления, изображали женщин такими, какими им хотелось бы быть, а мужчин — какими женщины мечтали их видеть… И кого там огры приволокли в последний спокойный вечер?!

— Да! — недовольно рявкнула Елена на осторожный стук в дверь. — Войдите.

— Простите, ваша милость, я это… — синеокая красавица с роскошным бюстом хлопала коровьими ресницами и теребила новенький нарядный фартук, расшитый цветными лентами. Личико у девушки было простоватое, но хороша же была мерзавка! Особенно бюст (Елена тихонько вздохнула, скосив глаза на свой).

— Катерина, дочка мельника, — кивнула она, неохотно садясь прямо и спуская ноги со скамеечки на заметно вытертую шкуру. — Любовница сира Ламберта.

— Ой, ваша милость, какая там полюбовница! — красавица-мельничиха только рукой махнула, выпустив изрядно уже помятый подол фартука. — Не благородные, чай. Так, навещает когда…

— Девочку же признал, — пожала плечами Елена. К её удивлению, бастард у её будущего супруга был только один. Одна — дочка этой самой мельничихи Катерины. С остальными он, видимо, был осторожнее. Или ходил по замужним бабам, и кто там разберёт, чьих детей те рожают — от сеньора или законного супруга?

— Да я вот как раз про Герту. — Катерина сделала осторожный шажок в комнату и прикрыла за собой дверь. — Ей нынешним летом пять годков исполнилось, и его милость господин барон велел в замок её доставить. Невместно, дескать, его племяннице, хоть бы и байстрючке, с деревенскими бегать да гусей пасти. Ну, и я… на детишек ваших поглядела: уж такие они славные, хорошенькие да сурьёзные, — подольстилась она. — Я вот и подумала: вы ж, ваша милость, женщина добрая, сейчас видно. У злюки нипочём бы такие детки не выросли. Вы уж заради всех Девяти богов мою кровиночку не обижайте. А то вон её милость сира Аделаида всё её мучным носом честит, да ещё по-всякому обзывает, а сире-то Аделаиде много ли заботы, с кем её деверь гуляет? А у вас будет днями на глазах чужое дитя, мужем вашим нагулянное — обидно же. Так что вы это, ваша милость, — она хлюпнула носом, но решительно закончила, — коли сердитесь, так меня побейте, ладно? А доченьку мою не обижайте, ни в чём она перед вами не виноватая!

— Ого, — удивлённо (и про себя развеселившись) сказала Елена, — отчаянная ты, я посмотрю. Иди-ка сюда, сядь. Сядь, я сказала! Давай-ка посплетничаем немножко — про тебя, про меня, про сиру Аделаиду. И чтобы ты не переживала зря, я тебе госпожой нашей Канн, Заступницей всего живого, и Хартемгарбес, Дарующей любовь, клянусь, что никогда твою дочь зря ругать не стану и уж мучным носом точно не назову. Я, знаешь ли, сама по уши в овечьей шерсти и козьем пуху.

— Да уж, — недоверчиво протянула Катерина, бочком садясь на самый краешек стула.