Шрифт:
— Ты отлично справилась, Фрэнки, — сказала Барб. — На тебя еще есть надежда.
Этель достала пачку сигарет.
— Первый шаг к тому, чтобы вытащить нашу девочку из неврологии.
Фрэнки взяла сигарету и закурила.
— А какой второй? — спросила она.
— Золотце, мы работаем над этим, — улыбнулась Барб.
Глава восьмая
21 апреля 1967 г.
Дорогая Фрэнсис Грэйс,
Поверить не могу, что прошел целый месяц.
В твое отсутствие страна совершенно сошла с ума.
Забастовки. Протесты. Агитационные плакаты. Свободные отношения. Уж поверь мне, однажды эти свободные девушки окажутся в беде, и где тогда будут их свободные любовники с грязными ногами? В тюрьме, полагаю, или где-то похуже. Для мужчин мир меняется, Фрэнсис, для женщин он почти неизменен.
Президент говорит, что протесты только затягивают войну.
Мы с твоим отцом каждый вечер смотрим новости в надежде увидеть тебя, как бы глупо это ни звучало. Солдаты в репортажах выглядят бодро.
P. S. Видела твою давнюю подругу, не помню, как ее зовут, такая кудрявая девочка из школы, она еще совсем не умела играть в волейбол. Так вот, я увидела ее по телевизору на пикете в Сан-Франциско. Ты не поверишь, на ней не было бюстгальтера. Грудь так и выпрыгивала наружу, как будто под грязной футболкой яростно сражаются две боксерские перчатки. Может мне кто-нибудь объяснить, как отсутствие бюстгальтера помогает делу свободы?
Смена почти закончилась, близился вечер, Фрэнки сидела рядом с одним из пациентов, парнем из Оклахомы. Ее перевели на дневные смены две недели назад.
Она захлопнула книгу, которую читала вслух. «Порою нестерпимо хочется…»
— Все, Тревор, я утомилась. Пора принимать душ и ложиться в постель. Сегодня было так жарко, что вода, наверное, нагрелась. Завтра тебя переводят в Третий. Я буду скучать.
Фрэнки сжала его ладонь и начала вечерний обход. Она легонько касалась каждого пациента и желала спокойной ночи.
— Ты в безопасности. Мы вернем тебя домой. — Только это она и могла сказать всем этим сломленным мужчинам.
Захватив с собой банку теплой газировки, Фрэнки направилась к бараку.
Стоял жаркий и сухой майский день. Грязь под палящим солнцем затвердела и потрескалась, кожа Фрэнки высохла, волосы выгорели. Она постоянно чесалась и потела.
В бараке она обнаружила, что Этель и Барб переоделись в гражданское — Этель была в летнем платье, которое ей сшила вьетнамка из Сайгона, а Барб в черном шелковом аозае, сделанном на заказ.
Фрэнки увидела, что на ее кровати лежит платье, которое она купила в «Баллокс», — симпатичное платье-футляр с воротничком в стиле Питера Пэна и поясом. Что-то из прошлого десятилетия. Мама настояла на том, что даже на войне необходимо иметь платье, «достойное выхода в свет».
Фрэнки смахнула платье и плюхнулась на кровать.
— Я ужасно устала.
Этель и Барб переглянулись.
— Устала?
— Просто валюсь с ног.
— И что, будешь дрыхнуть или все-таки пойдешь на прощальную вечеринку капитана Смита?
— Уже сегодня? — спросила Фрэнки и поникла. — Черт.
— Шевелись, Фрэнк, — сказала Этель.
Возражений быть не могло. Капитан Смит стал для нее прекрасным учителем и начальником. Он мягко и терпеливо обучал ее всему, что нужно знать на работе в неврологии. Она провела с ним в палате бесчисленные часы, раз или два даже поделилась кока-колой в клубе. Она умилялась, рассматривая фотографии его детей. Пропустить прощальный вечер было никак нельзя.
— Мы что, полетим? — спросила Фрэнки, когда они подошли к вертолетной площадке.
Может, вертолеты и маневренные, но их отлично видно с земли. Врагам нравится их сбивать. Особенно привлекательной целью были санитарные вертолеты — облегченные и невооруженные. Если вертолет взрывается в воздухе, от пассажиров ничего не остается. Фрэнки слишком хорошо это знала.
Лопасти вертолета разрезали горячий воздух и подняли с земли облако пыли, глаза мгновенно заслезились.
Этель подтолкнула Фрэнки вперед, солдат помог забраться внутрь. Фрэнки села сзади и прислонилась к стене.
Барб и Этель расположились прямо у открытых дверей — свесив ноги, они чему-то смеялись. Вертолет медленно набрал высоту, затем накренился вперед и полетел.
В салоне стоял оглушительный шум.
Они повернули влево, и через открытую дверь Фрэнки увидела Вьетнам: километры зеленых джунглей, ленты коричневых рек, точки маленьких лодок, белоснежные пляжи, омываемые лазурными водами Южно-Китайского моря. Вдалеке над облаками возвышались зеленые горы.
И повсюду царила разруха. В лучах закатного солнца блестела колючая проволока. На земле виднелись огромные воронки от взрывов и поваленные деревья. Вдоль дорог лежали груды металлолома. Мимо пролетали вертолеты, стреляли по земле и уклонялись от ответного огня. Постоянный шум лопастей, грохот минометных обстрелов. По грунтовым дорогам двигались танки, поднимая облака красной пыли. В последнее время США постоянно бомбили тропу Хо Ши Мина. Сражения велись выше, в горах рядом с деревней Плейку.
— А вот и Лонг-Бин, — крикнул один из пулеметчиков.
Фрэнки знала, что Лонг-Бин — одна из самых больших американских баз во Вьетнаме. Здесь жили и работали десятки тысяч человек. Один военторг тут был больше любого магазина у нее дома. Сверху база выглядела как целый город, выросший прямо в центре джунглей на красном прямоугольнике земли. Бульдозеры постоянно расчищали все новые участки, расширяя территорию базы. Не было видно ни дерева, ни травинки — не осталось и намека на джунгли, все вырубили, чтобы возвести этот временный город.