Вот такая компания. Оркестр разбитых надежд. И этому Киму он собрался их показывать. Ну-ну. Посмотрим, что из этого выйдет.

Юрка Ефремов вынырнул из тяжелого, липкого небытия. Наглое солнце било сквозь щель в грязной шторе прямо по глазам. Голова — чугунный котелок, набитый ватой. Во рту — словно кошки нагадили. А правое ухо… оно жило своей отдельной, мучительной жизнью — горело, пульсировало и ныло так, будто его всю ночь жевали.

Бутылка с водой, его верная подруга, предательски исчезла. Пришлось тащиться в ванную на ватных подгибающихся ногах. По дороге он увидел — собственные брюки, вывернутые наизнанку и покрытые засохшей грязью. Рядом — пиджак, не лучше. «Хорошо погуляли», — мелькнула тоскливая мысль.

Зеркало ждало его, как строгий судья, но Юра малодушно отвернулся, сначала припав к крану, как верблюд, достигший оазиса, а потом подставил голову под холодную струю.

Когда он наконец решился взглянуть на свое отражение, оттуда глянула карикатура из журнала «Крокодил»: опухшее лицо с помятым выражением вечного удивления и ухо — пунцовое, как у нашкодившего пионера. Память услужливо показывала белый шум там, где должны были быть вчерашние события. Сюжет обрывался где-то на выходе из ресторана, дальше — тьма и радиопомехи. В этот момент в коридоре зазвонил телефон. Резко, требовательно, как милицейская трель. Юрка поморщился.

— Алё, — прохрипел он в трубку.

— Восстал из мертвых? — голос Виктора звучал подозрительно бодро.

— Как я домой-то попал?

— А драку помнишь?

— Драку? — в голове что-то шевельнулось, как сонная рыба в мутной воде.

— Тебе пару раз прилетело. А потом ты так заорал, что они разбежались, как тараканы. Я тебя домой привез — ты базлал всю дорогу что-то про музыку будущего.

— Мать честная…

— И да, сегодня свадьба. В шесть заеду за аппаратом.

— Какая еще… — Юра похолодел. — Сегодня?!

— Просыпайся давай. Обед уже скоро.

Трубка коротко пискнула. Юрка со стоном поплелся на кухню. Открыл холодильник и замер. На верхней полке сиротливо лежала его кепка. Зачем он ее туда сунул? Но думать об этом было некогда, потому что рядом, на полочке дверцы, обнаружилось настоящее сокровище — бутылка пива «Мартовское».

Ванна стала его спасением. Два часа он отмокал в горячей воде, попивая пиво, выуживая из организма зеленых чертей похмелья. Вода остывала, он подливал горячую, и так — пока мир не перестал качаться. Всё это время он пытался вспомнить вчерашние похождения и под конец, что-то стало вырисовываться. Обрывки воскресенья начали всплывать в памяти, как пузыри из болота.…

…Сперва была репетиция. Ну, это понятно. Разучивали Высоцкого — его все время спрашивали на вечеринках. Петров пытался петь «Сыновья уходят в бой». Получалось фальшиво, без нерва. Но кого это волнует?

«Пипл схавает!» — ляпнул тогда Лешка Пузырев, и все заржали.

…В памяти всплыли десять бутылок «Мартовского» пива, выставленных на стол после репетиции. Они сидели, попивали пиво прямо из бутылок и вяло переговариваясь о чем-то несущественном. Зайцев и Пузырев ушли, он остался с Петровым. Затем допили полбутылки коньяка, заполировав им пиво и вот с этого момента память начала барахлить. О чем они говорили? Кажется, о музыке…

«Хорошее пиво… Я аж забалдел малость», — всплыли в голове собственные слова.

…Теперь он припоминал кафе «Причал». Как они туда попали? Кажется, это была его идея. Да, точно! Он предложил Петрову — тот, как всегда, ломался, говорил про отсутствие денег. «Я угощаю», — вспомнил Юрка свои слова и горько усмехнулся. Действительно угостил, так угостил…

Картинки начали проявляться отчетливее, как фотографии в проявителе. Столик у прохода на кухню, куда посадил их знакомый официант. Запах прогорклого масла. Бутылка водки. «Мясное ассорти» и курица «по-министерски». Первый тост. Второй. Они пили, не чокаясь, будто на поминках собственного творчества.

…И девушки! Две молоденькие девчонки с ярко накрашенными губами и огромными глазами. Как их звали? Оля и Наташа? Или Света и Таня? Юрка помнил, как подошел к ним, улыбаясь своей фирменной улыбкой человека, знакомого со всеми знаменитостями. Помнил, как представлял Петрова: «Это мой товарищ, он тоже музыкант».

Юрка прикрыл глаза, и в темноте закружились танцующие пары. Помнится, они выходили на танцпол — он едва держался на ногах, но пытался делать вид, что все под контролем. А потом он что-то говорил девушкам… что именно? Не вспомнить — молол какую-то чушь…

…Смутное воспоминание: Петров наклоняется к нему и шепчет на ухо: «Предупредили насчёт этих тёлок. Могут по ушам надавать». Юрка не понял тогда, переспросил: «Кто?», и Петров ответил: «В смысле — какие-то их мужики. Отморозки».

После этого события развивались стремительно. Юрка вспомнил, как налил водку в фужер для напитка и залпом выпил. Как предлагал девушкам поехать к нему домой. Как они сомневались: «А у вас квартира? А что мы будем делать?»

И последнее, что он помнил — как Петров выходит с бутылкой во внутреннем кармане пиджака, а он, Юрка, подходит к девушкам, рядом с которыми уже стоят какие-то мрачные типы. Он что-то сказал им, попытался взять девушек за руки…