Я не мог решить, было ли это воспоминание эротичным или тошнотворным. Я свернулся калачиком в постели, радуясь, что сегодня всего лишь суббота. Мне не придется снова встречаться с ним до понедельника. Я провел день, поглощая Спрайт, Адвил и соленые крекеры и проклиная Джейсона до небес за то, что он подсыпал что-то в эти коктейли.

В пять часов Ник постучал в мою дверь. Я не был готов встретиться с ним лицом к лицу. Мне хотелось спрятаться, но это было нелепо. Он знал, что я дома. Я натянул футболку и спортивные штаны, провел рукой по своим спутанным волосам и открыл дверь.

Он выглядел ужасно. Наверное, еще хуже, чем я. От горя его лицо вытянулось и осунулось. Печаль затуманила его взгляд.

– Привет, - тихо сказал он.

Я прислонился к дверному косяку, не желая впускать его. Не желая признавать, как сильно он причинил мне боль. Или как сильно я причинил боль ему.

– Привет.

Он немного осунулся, и я чуть не сломался. Я почти потянулся к нему. Но мысль о вирусе остановила мою руку. Раньше я думал, что он идеален. Теперь, так или иначе, он казался испорченным.

– Оуэн, я хочу сказать, что мне очень жаль. Я…

– Я не хочу говорить об этом.
– У меня в горле образовался комок. Я хотел закончить этот разговор, пока снова не расплакался.

Он кивнул.

– Ладно. Что ж, я хочу, чтобы ты знал...
– Его голос дрогнул, и он замолчал. Он ущипнул себя за переносицу. Он был так же близок к слезам, как и я.
– Я не ожидаю ничего особенного. Я просто надеюсь, что мы снова сможем стать друзьями. Вот и все.

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Не в силах сдержать слез. Я закрыл дверь, прислонился головой к дереву и заплакал.

Отчасти я плакал из-за себя.

Больше всего я плакал из-за Ника.

СЛЕДУЮЩИЕ пару недель я старался избегать его, насколько мог. Я по-прежнему ходил к нему домой на уроки игры на фортепиано, но он, казалось, чувствовал мое настроение и обходил меня стороной. Я воспользовался ключом, который он дал мне, чтобы попрактиковаться, пока он был на работе, хотя и чувствовал себя виноватым за это.

По прошествии второй недели, когда я провожал Джун до двери после нашего урока, она повернулась ко мне лицом на лестнице.

– Что произошло между тобой и Ником?

Я пожал плечами, стараясь вести себя непринужденно.

– Ничего. А что?

Она прикусила губу, наблюдая за мной с явным скептицизмом, взвешивая свои слова, пытаясь решить, как много можно сказать.

– Он сказал тебе о том, что болен? – наконец, спросила она.

Я опустил голову. На улице темнело, и на лестнице было плохо освещено, но я не мог скрыть своего дискомфорта.

– И что дальше?
– Она практически выплюнула эти слова в меня.
– Ты вдруг решил, что не можешь с ним дружить, потому что у него ВИЧ? Ты думаешь, что теперь ты слишком хорош для него?

– Нет, но я думаю, ему следовало сказать мне об этом раньше.

– Ты хоть представляешь, что значит для него личная жизнь? Ты хотя бы задумывался, каково это - быть «тем парнем с ВИЧ»?

– Может быть, это немного похоже на то, как быть «тем парнем с одной рукой».

– Да, только никто не относится к тебе так, будто ты заразный.

Я снова опустил голову, еще более пристыженный, чем раньше. Джун вздохнула, и гнев, казалось, покинул ее.

– Он скучает по тебе. Я не знаю, расскажет ли он тебе сам, поэтому я рассказываю вам. Он несчастен. Я не думаю, что видела его таким подавленным с тех пор, как ему поставили диагноз.

Я тоже был несчастен. Я не мог отделаться от мысли, что было бы лучше, если бы мы были несчастны вместе.

В ЭТУ ночь я лежал в постели и думал о Нике.

Узнав о его болезни, я внезапно осознал, что герои тоже могут погибнуть, и это разбило мне сердце, но я начал понимать, насколько эгоистичной была моя реакция. Джун была права. Я не должен был бросать его. Мы были друзьями, а друзья так себя не ведут.

Но как насчет остального?

Меня влекло к Нику. А кого бы не влекло? Он был веселым, уверенным в себе и сексуальным. С ним мне было комфортно так, как не удавалось ни с кем другим. Он флиртовал со мной и впервые в жизни заставил меня почувствовать себя желанным. Но если мы хотели остаться друзьями, я должен был забыть обо всем этом.

Для меня было нормальным желать его. В конце концов, мне было двадцать восемь, и до Хэллоуина я все еще был девственником. Я полагал, что любой на моем месте чувствовал бы то же самое. Но теперь я понял, в какое ужасное положение поставил его. Да, я нравился ему, и он заботился обо мне, но он пытался соблюдать некоторые простые границы, а я все это время подталкивал его вперед, слепо полагаясь на его желание преодолеть свою волю.

Это сработало, но какой ценой?

Итак, как нам остаться друзьями, но без сексуального напряжения? Вот в чем был вопрос. И почти сразу же, как я подумал об этом, нашел возможный ответ. Что, если я сосредоточу свое желание на ком-то другом? Не то чтобы я хотел обидеть Ника или заставить его ревновать, но, возможно, если бы я переключил свое внимание на кого-то другого, все стало бы проще. Это сняло бы напряжение с нас обоих. Я не мог заполучить Ника, но это не означало, что я должен был оставаться одиноким всю оставшуюся жизнь.