Шрифт:
— Плевать мне на потери, Влад. Я всю свою жизнь с тобой потеряла. Всю свою жизнь потратила не на того человека, сейчас я хочу приобрести хоть что-то.
— Сидя на полу ты приобретешь разве что воспаление по-женски. Для полного счастья и отягчения и без того непростой клинической картины для возрастной беременности.
С трудом поднимаюсь, с ненавистью глядя перед собой в дверь.
Вроде бы там выход, но для меня тупик.
И… я достаю телефон из сумочки.
— Алло, скорая?
— Да твою же мать…
Влад выносит дверь и выдергивает у меня телефон из рук, фоном звучат визги дочери.
Все скатывается в ад, и никто не в силах остановиться.
***
Позднее
— Что же ты, доченька?
Мама трясется и всхлипывает.
Трясется надо мной, но всхлипывает о Еве.
Все ее слезы — всегда о Еве, она как бельмо на глазу, как большой и некрасивый, гнойный прыщ на лице, который ничем не скрыть. Так мама воспринимает «славу» Евы, считая ее позором семьи. Сколько лекарств она выпила и из дома даже выходить не хотела, узнав о той сцене из фильма… Даже слегла, ничего не ела. Похудела, постарела, чуть в монастырь не ушла. Позорную славу дочери считает своим самым провалом в жизни… Справлялась с трудом, не приезжала к ним на праздники…
Кто-то вызвал полицию. Кто-то скорую…
Мне не пришлось мучиться от того, как же я выйду опозорившейся.
Меня на носилках вынесли.
Я, кажется, стала превращаться в кисейную барышню, которая спасается обмороками от всех неловких и сложных ситуаций.
Рассудок предпочитает накрыться спасительным капюшоном беспамятства…
Мы в больнице.
Не в частной дорогой клинике, в которой наблюдается вся наша семья.
Попроще, самая обычная. Но палата отдельная, папа подсуетился, попросив своего знакомого…
Влад разрулил с полицией, пустив в ход связи. Полицию вызвала администрация кафе, скорую — Стеша.
Родители примчались полным составом и позвонили брату, который решительно бросил: «приеду»
— Все деньги, деньги… проклятые. А ведь мы ему стольким должны. Обязаны… Ой… — замирает мама немного испуганно. — Вдруг назад требовать начнет? — икнула.
— Хватит. Пусть забирает, — подает голос отец. — Хочет со стариками повоевать, пусть воюет, а мы в передачу позвоним и пусть вся страна полюбуется на этого героя! Да, Стеша? Бери с внучки пример, какую шумиху подняла.
Внутри тревожно звенит: чем обернется для всех нас эта шумиха.
Влад же хотел сохранить все в тайне.
Теперь тайны нет.
Есть один большой грязный скандал и моя беременность, о которой разве что собака сутулая не говорит…
Глава 21. Он
— Папа, это что, правда?!
Еще одна головомойка.
Которая по счету? Я тупо не вывожу…
На сей раз мне прилетает претензия от солнышка, моей старшей дочери.
Варя с опозданием примчалась на разборки, была увлечена. Они с Гришей ездили куда-то за город, отдыхали от всех, этакая вылазка дикарями с выключенными телефонами.
Почему-то именно сейчас я вспоминаю те славные денечки, когда мы с Лизой делали точно так же. Ну, как… Не совсем так же.
Условия у нас были скромнее, чем у Вари. Под задницей не было роскошного кожаного сиденья лексуса, не было климат-контроля, набора для французского пикника, миниатюрного домика будто прямиком из сказки, фотосета на живописных местах и бог знает чего еще.
Мы с Лизой ездили дикарями. И у меня тогда не было тачки.
Мы ехали на автобусе.
Сначала до дачного кооператива, а потом галантно пересаживались на маршрутный автобус под названием пешкарус — то бишь на своих двоих.
Но сначала тряслись в стареньком дребезжащем развалюхе-автобусе, нашими соседями были бабки, дедки, пузатые тетки и крикливые младенцы. Тряслись, стоя близко друг к другу.
Жара, духота. Моя ладонь на тонкой талии, воздушные волосы Лизы, чуть-чуть прилипшие к мокрой шее, мое постоянное возбуждение и желание усадить красавицу к себе на колени…
Потом еще пешком тащились. И по жаре, и по духоте.
С очень счастливым видом раскладывали байковое одеяло, плескались в луже, занимались сексом где-то в высоких кустах и кормили собой местную мошкару…
Это та жизнь, из которой я так горел желанием вырваться.
Я, определенно, совершил квантовый скачок в своей жизни. Но почему так противно засосало под ложечкой и мне захотелось оказаться там, далеко в прошлом, где мы молоды, обсыхаем после купания в луже, именуемой какой-то речкой, моя рука мнет бедра девушки и крадется к ее трусикам… Впереди, без всяких сомнений, удовольствие и лучшая жизнь, которую я был готов выгрызать зубами.