Шрифт:
Будто нарочно надушилась посильнее, зная, что я беременна.
— Чего тебе?
— А поздороваться? — разводит руками.
— Не в том месте ты решила быть вежливой.
— Мне, что, уже и сестру просто так проведать нельзя? — усмехается.
— Говори, что хотела и проваливай. Оставь меня в покое! — говорю твердо.
Ева облизывает губы кончиком языка, острого, как у кошки.
— Я бы с радостью, вот только незадача… Ты в мужа вцепилась, как клещ.
Смотрю на сестру, не веря своим ушам.
— Ты сейчас серьезно?
— Вполне, — кивает.
— Совсем оборзела. Ты, на минуточку… — мне аж смешно. Наверное, это нервное. — Ты пришла ко мне качать права? Потому что мой муж не спешит предаваться с тобой развратной любви?
— О, ну брось… Не спешит предаваться? Ха-ха! Он не может мной насытиться. Жадный, алчный, роскошный любовник… — говорит громко, вкладывая в слова страсть. — Терзал меня всю ночь, я едва отбилась. Мда… Похоже, ты ему совсем не давала секса, не выгуливала его животную натуру. Наверное, миссионерская поза с задранной до живота кружевной сорочкой — твой потолок. Представляю, как ты лежишь бревном, зажмурившись…
Какая мерзкая… И говорить не стесняется на интимные темы прямиком в коридоре больницы.
Что ж, к вниманию публики она привыкла. Чего ей скрывать, как говорится? Если она не стеснялась показать крупным ракурсом свое женское естество в момент секса, то как ей стесняться каких-то слов?!
— Он всегда обо мне мечтал. Со школы, — делится Ева. — Подглядывал даже, — хихикает, глаза блестят торжеством.
Есть что-то низкое и противное в том, как Ева говорит о Владе. Я знаю, он лучше и больше, чем вот эти низкие шашни. В нем есть и высокие стремления, и щедрость, и сила, и твердость характера.
Он всегда был тем, кто не боится трудностей.
Неудачники, трусы и слабаки не достигают того, чего достиг он.
И я не могу назвать его просто жестоким дельцом, он хороший отец, был примерным семьянином…
По-настоящему внимателен и со мной, и с детьми, не напоказ.
Неужели ничего не осталось? Или все, что в нем замечает Ева, это только следование низменным страстям…
Мне даже немного обидно за того мужчину, которым Влад был для меня и семьи все эти годы. Он однозначно лучше и выше того мерзкого типа, о котором говорит Ева.
Может быть, он просто хорошо прятался? И носил личину?
Но почему именно сейчас решил сбросить маску? Столько лет терпел и не сдержался?
Что-то не сходится…
Или просто он понял, что достиг всего и можно расслабиться, побыть собой…
Теперь ему плевать на стандарты, он сам их задает.
— Если у вас все в постели жарко… Тогда какие претензии? Предавайтесь своей… страсти. Можно даже на кровати, которая была нашей.
— Но ты не даешь ему развод! Цепляешься за брак. Еще и карту с беременностью разыграть решила… Когда он, наконец. решился позволить себе… мечту! — говорит гордо. — Ты прибегла к самой низости, к пошлому, вульгарному способу. Решила мужчину пузом удержать! Не надоело быть… свиноматкой?
Глава 24. Она
Может быть, и не стоило так поступать, но…
— Ты что наделала?! Что ты наделала?! — визжит сестра, отряхиваясь от горячего какао.
Я выплеснула напиток ей в лицо, и коричневая жидкость стекает по лицу, по груди. Уродливые подтеки жидкости запачкали белое платье.
— Ты хоть знаешь? — багровеет от ярости. — Знаешь, сколько это платье стоит, ты?
Сжав пальцы в кулак, она делает шаг вперед. Глаза горят яростью и безумием, рот раскрывается в потоке оскорблений.
Вот-вот кинется на меня, как коршун, который готов выклевать глаза противнику.
Я отступаю назад, еще в драку с ней вступать не хватило, и нечаянно наступила на кого-то столкнувшись.
— Осторожнее, пожалуйста!
Горячие пальцы придерживают меня за плечи.
Мягкий голос становится строгим:
— А вы, дамочка… Что себе позволяете?
— Кто? Я?!
— Вы-вы, да. Выметайтесь.
— На каком, простите, основании? Вы, вообще, кто?
— Главврач в пальто! Просто не успел переодеться. Вы в больнице, а не на базаре! — добавляет голосом, в котором буквально плещется презрение к таким, как Ева, которые любят устраивать прилюдные сцены и полоскать грязное белье всем напоказ.
— Мы еще поговорим, Лиза.
— Со мной не стоит. Ты лучше сразу к любовнику обращайся. С ним и беседуй! — отвечаю ей вслед.
Меня немного потряхивает: это уже ни в какие ворота не лезет!
Шлюха Влада совсем обнаглела.
— Вам нехорошо? Я провожу, — вызывается мужчина.
— Извините. Это было некрасиво… И неуместно. В стенах больницы, — оглядываюсь на лужу.
— Вер Михайловна, — мужчина цепляет кого-то за руку. — Отправь, пожалуйста, кого-нибудь, пусть приберут здесь. Разлили, — показывается на лужу.