Жду.

Терпение. Ласка. Тепло.

Иногда просто быть рядом важнее тысячи слов…

Не знаю, сколько времени мы так сидим, прежде чем я замечаю, как ручка двери палаты медленно-медленно опускается вниз.

Дверь приоткрывается, в палату заглядывает Владислав.

Дочь сидит к двери спиной. Она не видит отца, уже не ревет, но изредка всхлипывает у меня на плече.

Влад зыркает на меня.

Требовательно. Так, словно приказывает.

Потом он приподнимает руку и стучит по циферблату дорогих часов указательным пальцем: мол, пошевеливайся, дорогуша! Сколько времени ты уже сидишь?

Он меня разозлил.

Кровь закипает!

Я бы сказала ему пару ласковых слов сейчас и даже тапком в наглеца швырнула. Как он смеет меня торопить?!

В такой момент, когда дочь во мне нуждается.

«Закрой дверь!» — приказываю ему взглядом.

Разумеется, он этого не делает!

Влад стучит по двери костяшками пальцев.

— Варь, можно?

— Нет! — отвечает она. — Я не с тобой хочу поговорить! С мамой!

Мои самые худшие опасения в этот миг подтверждаются, и Влад становится мрачным, черным.

Неужели Ева рассказала нашей дочери о том, что у них с Владом роман?!

Неужели после этого разговора моя дочь оказалась в больнице!

Она расшибла голову, ей наложили швы.

Если в произошедшем виновата Ева, то я сама… Боже, я найду эту сухую воблу и все-таки вздрючу, как следует. Плевать на ее породистое лицо, которым она так гордится.

Снялась в одном нашумевшем фильме плюс одном спектакле выступила удачно — все!

Звездой мнит себя на всю оставшуюся жизнь.

Актриса.

Я ее…

— Варюш…

— Папа, уйди! — требует дочь, взвизгнув истерично.

— Влад, выйди, пожалуйста. Мы поговорим с тобой позднее, — жалю его холодным взглядом в ответ, не умаляя собственного презрения к нему.

Это злит мужа еще больше.

Он из числа тех мужчин, которые не выносят бабских истерик. Не прощают их, не ведутся…

Его можно взять только лаской и мягкими уговорами, но открытая конфронтация не приведет ни к чему хорошему.

Однако я больше не хочу нежничать с ним и быть мягкой, понимающей и терпеливой.

Я такой двадцать с лишним лет брака была! Чего добилась? Только презрительного плевка и уничижительного звания «принцесска»!

Все-таки Владу приходится закрыть дверь.

— Я выгляжу как уродина, наверное, да? — спрашивает дочь.

— Ты плакала. Увы, но в реальности слезы всегда некрасиво смотрятся. Не как в фильмах.

— Ты могла бы сейчас соврать, — жалуется дочь. — Чтобы не расстраивать меня!

— Хочешь об этом поговорить?

— Да! Или нет… Не об этом.

— Как твое состояние?

Ладонь дочери неосознанно крадется к животу и замирает. Я слежу за направлением ее узкой ладони, остро переживая миг: моя девочка скоро сама станет мамой…

— Хорошо, — кивает. — Мне стало плохо, не успела даже отойти к дивану и грохнулась.

— Как твой малыш?

— Что?! Как… Откуда? Это секрет! Я никому еще не говорила. Даже Грише. И не скажу… Особенно, ему не скажу! — добавляет ожесточенно. — Козззел.

Я удивлена.

Надо же.

Не отец причина? Я-то мысленно спустила на Влада и Еву всех собак и позволила им обглодать горе-любовников до косточек.

— Ты зла на Гришу? — уточняю осторожно.

— Я хочу отменить свадьбу! — заявила дочь. — Я его больше не люблю и не хочу быть вместе. Пусть катится к той мымре…

— Он тебе изменил? — ахаю я, дотронувшись кончиками пальцев до губ.

— Он был с другой. Я случайно увидела. Дураааа… Видео с дня Рождения. Он танцует с другой и зажимает ее. Под нашу песню!

Дочь трясет телефоном у меня под носом.

Кажется, я понимаю, что этот короткий ролик, на который случайно попал Гриша, дочь уже засмотрела до дыр.

Каждый жест, движение выучила.

Всматриваюсь пристально и вижу лишь то, что Гриша танцует с другой девушкой. Все. Кажется, это та самая Аня. Жена двоюродного брата Гриши. Именинница.

Они танцуют, потом он вручает ей подарок и отходит. Под эту же мелодию Аню кружат в танце и другие мужчины вечера. Кажется, так и задумано. Всем достается несколько па…

— Это запланировано, кажется…

— Это была наша! Наша песня! — яростно возражает Варя. — И он не должен был вообще к этой сучке подходить! Даже на километр. Она однажды меня опозорила!