— Ну что, владыка полнощных гор, — вспомнив, как карлик сам себя величал, произнёс я, присаживаясь на большой камень, вывернутый из земли при подъеме страхолюдной титанической головы, — поговорим по душам? Постой, а полнощные горы, это где? Если я ничего не путаю, то так в древности назывались Рипейские горы[2]. Так ты, выходит, с Урала, зёма? — хохотнул я, свернув самокрутку и пустив в воздух терпкую струйку дыма. — Ну, и чего молчишь, словно рыба об лёд? Прошу пардону — ты же говорить не могёшь… — Нарочито, словно действительно обо всём позабыл, хлопнул я себя ладошкой по лбу.

Магическое зрение я и не отключал, поэтому быстро нашел взглядом две печати проклятий, завязанных на карлу. Одну, отвечающую за расстройство желудка, я милостиво приостановил, чтобы злобный недомерок совсем уж не изошёл на дерьмо.

Но запустить её мне вообще не составит никакого труда. Пусть только рыпнется! Ах, да — ведь он не в силах даже разговаривать. Во второй печати я кое-что изменил в формуле конструкта, после чего карлик надсадно заорал, словно его живьём сжигали на костре. У меня даже ухи заложило и звон в них пошел. Нет, ну нельзя же так орать! Я быстро вернул формулу в исходный вид, и крик прекратился.

— Ну, и стоило так орать? — ехидно прищурившись, поинтересовался я у коротышки. — Понимаю, неприятные ощущения, но не смертельно. А вот ты нас убить хотел! Сейчас вновь сможешь говорить, только прошу тебя — не ори. Не люблю громких звуков. Я от них зверею, поэтому за себя не ручаюсь! — Я решил нагнать жути на карлика, вновь возвращая ему способность разговаривать.

На этот раз коротышка только закряхтел, но благоразумно не стал орать. Он лишь шумно и часто задышал, словно бык, перед носом которого помахали красной тряпкой. Его сморщенное лицо побагровело и пошло крупными белыми пятнами. Он злобно оскалился, и выплюнул сквозь стиснутые зубы:

— Жалкий ведьмак!

— Кто бы говорил! — Я вновь усмехнулся, только очень криво и нехорошо. — Или это я сижу сейчас на корточках со спущенными штанами и не могу даже пальцем пошевелить? Предлагаю перевести беседу в более конструктивное русло: ты кто такой, паря? И что это чудо-юдо за моей спиной? — И я указал на гигантскую голову.

Все, что я произнёс, звучало, конечно, совсем не так, а на весьма архаичной форме славянского языка. Но способность первого всадника изъясняться на любом языке, вполне себе справлялась со всеми трудностями. Так что никаких проблем с общением я не испытывал.

А вот у карлика с этим было как-то туговато — ну, никак этот грёбаный полурослик не хотел со мной нормально общаться. Я неторопливо докурил свою цигарку, и уже совсем было решил не делать себе нервы, а просто пришибить злобное насекомое, как бородатый карла кашлянул:

— Что знати хочешь, ведьмак?

— Ну, хотя бы имя для начала, — пожал я плечами. Похоже, что карлик сдался, или задумал чего.

— У меня было много имён, ведьмак… Слушай, друже, расколдуй меня, а? Мочи больше нет, так сидеть! — Коротышка попытался увести разговор в сторону. — Просто дай надеть штаны и свяжи веревкой…

А я почувствовал, как мне под черепную коробку полезли какие-то «липкие черные щупальца». Наткнувшись на стену, они попытались расползтись в разные стороны в поисках бреши, но я не собирался позволять им хозяйничать в моей голове. Я и Чуме-то не позволил, а ведь первый всадник не в пример мощнее какого-то жалкого бородатого недомерка.

Но моя голова — это моя крепость! И я здесь буду творить, что захочу! Ярко представив, как эта гадость, что пыталась хозяйничать у меня в голове вспыхивает ярким пламенем, я заметил, как жутко перекосилась физиономия коротышки, а один из его глаз задёргался в нервном тике. Что, съел, гадёныш? В следующий раз на десять раз подумаешь, прежде чем соваться ко мне в башку.

— Извини, старичок, — язвительно улыбнувшись, произнёс я, — но я тебя совсем не знаю. А вдруг ты чего плохое удумал? А я жуть как не люблю, когда мне делают плохо… После этого такие деятели обычно умирают в жутких мучениях, а у меня чин растёт. — Теперь уже я злобно оскалился, демонстрируя карлику серьёзность своих намерений. — От тебя, правда, толку немного будет, но с паршивой овцы хоть шести клок…

— Я понял… — проскрипел коротышка, болезненно поморщившись. — В этих земля меня знали под именем Черная смерть…

Это так мой встроенный переводчик от первого всадника перевёл. На самом же деле карлик произнёс Черный мор.

[1] Шаврик (устаревшее) — по Далю — кучка дерьма, кала, нечистоты. На Руси использовалось, как ругательство.

[2] Рипейские горы (Рифейские горы, Рипы, Рифы, Рипеи, Рифеи)– соответствуют Уральским горам нашей реальности. В силу ряда причин в мире, куда забросило Резникова, прижилось именно скифское название Уральской возвышенности. Этимология: по оценке лингвистов, «Липа-» в имени Липоксай должно соответствовать форме «Рипа» в других, более архаичных скифских диалектах. Это слово можно связать с названием Рипейских гор греко-скифской традиции (Рипа у более ранних, Рипеи у более поздних античных авторов: Гекатей Милетский, Геланик, Гиппократ, Аристотель, Аполоний Родосский). Это хорошо согласуется со скифской концепцией о трех сферах космоса: верхней — небесно-солнечной, нижней — водной или подземной и средней — надземной (символическое название — «Гора»). По мнению ученых, имя Липоксай должно означать «Владыка горы». Тем самым подтверждается скифское происхождение не только представлений о Рипейских горах, но и самого их названия.