Однако именно в этот момент меня скрутило судорогой, и я, падая, неловким движением выбил лекарство из рук Глафира Митрофановны. Стекло разбилось об каменный пол с хрустальным звоном всех разбитых надежд на спасение. А Глаша упала передо мной на колени и прикоснулась к моему почерневшему лицу ледяными от ужаса ладонями.

[1] Лекарственный антагонизм означает, что лекарство прекращает действие или эффект другого вещества, предотвращая биологический ответ. Прекращение действия осуществляется четырьмя основными механизмами, а именно химическим, фармакокинетическим, рецепторным и физиологическим антагонизмом.

Я видел её глаза — широко раскрытые, влажные, полные чистейшего отчаяния. В них отражалось моё искажённое болью лицо, покрытое паутиной чёрных прожилок.

«Интересно, — мелькнула в голове безумная мысль, как обычно происходило со мной в подобных случаях, — если я умру сейчас, останусь ли в её памяти таким — изуродованным до неузнаваемости монстром?»

— Роман… — Глаша прошептала моё имя с такой болью, что даже мои собственные муки на мгновение померкли. — Смотри на меня! — Её голос дрожал, а в глазах — паника, хоть она и старалась держаться. — Не отпускай сознание! Ты слышишь? Держись! Попробуй… контролировать это…

Я закашлялся — и на ладонь упала сгустком капля чёрной, как смоль, крови.

— Не… получается… родная… Сейчас я попробую… уйти в ускоренный режим… Но это… тоже… может не сработать… — В глазах резко потемнело, а дыхание сбилось, и я уже почти ускорился.

И вдруг, словно произошёл щелчок в моём самочувствии. Резко, почти мгновенно, словно кто-то переключил тумблер. Боль исчезла. Полностью. Я вздохнул полной грудью… и осознал, что чёртов философский камень больше не конфликтует с моей природой. Он «адаптировался». Или я, вернее, мой ведьмачий дар.

— Глаша… — Я поднял голову, и она замерла, увидев мои глаза. Их радужка теперь светилась золотым узором, повторяющим те самые красные спирали из колбы. — Вроде бы отпустило…

Глафира Митрофановна осторожно прикоснулась ладонью к моему лицу:

— Но эти чёрные «прожилки»… Они не исчезли…

— Наверное, побочный эффект, — предположил я. — И, надеюсь, что временный… — Я медленно поднялся на ноги, ощущая, как энергия стремительно циркулирует по обновленным путям. — Похоже, что эликсир ещё и очищает каналы, выжигает всё «лишнее»… Только бы знать, что он «считает» лишним?

Акулина, всё ещё напуганная, прошептала:

— А если бы не очистил?

Я встретился с ней взглядом и весело подмигнул:

— Тогда я бы сгорел изнутри…

Глаша вдруг резко выдохнула и больно шлёпнула меня раскрытой ладонью по плечу.

— Дурак! Не смей так больше говорить — беду накаркаешь! — Её голос дрожал от ярости и облегчения. — Ты чуть не… не…

Я обнял её, чувствуя, как она трясётся.

— Прости! Как-то неожиданно всё случилось!

Она всхлипнула, уткнувшись мне в плечо:

— Идиот… Да и я дура! Больше никаких экспериментов без подготовки! Слышишь?

Неожиданно Акулина вдруг хлопнула в ладоши:

— Но… но это же работает, мам! Рома, ты теперь стал в разы сильнее, да?

Я кивнул, вытягивая руку и разжимая кулак. Над ладонью вспыхнул не просто сгусток энергии (я всего-то навсего хотел создать обычный слабенький светляк) — а «плазменный шар», отчего-то пульсирующий в такт моему сердцу.

— Похоже на то… — задумчиво произнёс. — Но нам ещё нужно тщательнее изучить все эффекты. И… — Я взглянул на Глашу, подбирая слова. Надо найти способ контролировать это. Пока, чувствую, что ваш «камень» действует сам по себе.

Глафира Митрофановна стиснула зубы, но после согласно кивнула:

— Ладно. Но никогда больше не пугай меня так, ясно?

Я улыбнулся и поцеловал её в лоб:

— Клянусь!

Итак, еще одно открытие в сфере магических наук было сделано моей ненаглядной. И это, при всём при том, что она ни разу не одарённая — обычная простушка, каких в мире — пруд пруди! Но я чувствовал — это только начало. Глафира Митрофановна еще себя покажет во всей своей красе. И тогда пусть все наши враги трепещут…

Вдруг, без всякого предупреждения, плазменный шар в моей руке дрогнул и погас, будто его кто-то «выключил». Я почувствовал, как золотые узоры в глазах потускнели, а черные прожилки на коже начали быстро бледнеть и исчезать, будто их никогда и не было.

— Что-то не так… — пробормотал я, сжимая ладонь, где ещё секунду назад пульсировал плазменный шар. Теперь там осталась лишь слабая искра, едва заметная в полумраке лаборатории.

— Что… что происходит, мам? — прошептала Акулина, разглядывая моё лицо и руки.